На закат от Мангазеи

— Я не знал, что они такие… огромные, — прошептал он, разглядывая игру очередной ленты, похожей на строй идущего по небу огненного воинства.

— Боги разные, — ответил Хадри. — Но сейчас сильно большие. Сильно. Не было такого. Нас видят. Наверно тоже идол хотят. Совсем плохо.

Хадри поцокал языком.

— Если даже боги пришли за этим проклятым идолом, то здесь совсем тесно станет, — пробормотал Макарин, кутаясь в шубу. Небесное зрелище пугало своей необычностью, но было настолько величественно красивым, что притягивало взгляд.

Сияние постепенно затухало, разлетаясь по небу, и олени уже не обращали на него внимание. Вскоре Хадри принялся понукать их шестом, и они понеслись быстрее, прямиком к стоящему на горизонте призрачному городу, чьи столбы становились все ниже и ниже, пока не исчезли совсем.

Они ехали долго, очень долго, а ночь все не кончалась, и все также глазели сверху бесчисленные звезды, и все также полыхало иногда по иссиня-черному небу разноцветное пламя.

Белая плоская пустыня становилась бугристой, похожей на внезапно застывшее море. Синие тени тянулись от пологих низких холмов и занесенных снегом кустарников. У одной из таких теней Хадри осадил упряжку, и Макарин не сразу разглядел наполовину скрытый под снегом самоедский чум.

Рядом с выкопанном в сугробе проходом стоял самоед в широкой малице и разглядывал подъехавшие нарты.

Хадри соскочил на утоптанный снег, забормотал что-то, быстро кланяясь. Хозяин чума кланялся в ответ, улыбаясь. Они несколько раз пожали друг другу обе руки, и заговорили почти одновременно, перебивая и захлебываясь, будто старые давно не видевшиеся родственники, и пока Хадри говорил, улыбка сползала с лица хозяина. Наконец, тот не выдержал, бросился к проходу в чум. Оттуда донеслись звуки возни, приглушенные крики, и из чума выкарабкались, разбежались в стороны человек пять. За ними выбрался хозяин, держа в руках заиндевевшую сушеную рыбину. С поклоном отдал рыбину Хадри, а сам ни слова не говоря, вернулся в чум.

Хадри залез на упряжку, кинул рыбину Макарину и погнал дальше. Мимо пронеслись еле видные столбики ограды и бродящее за ними небольшое оленье стадо. Пятерка самоедов бегом загоняли оленей к выходу, где виднелись несколько распряженных нарт.

— Быстрые дети, — довольно сказал Хадри. — Скоро все узнают.

— Что узнают?

— Враг близко. Враг с юга, враг с моря. На войну идти надо.

Макарин повертел в руках рыбину. На ее мерзлой чешуе виднелись нанесенные углем знаки.

— А это что?

— А это письмо. Чтобы другие поверили.

— Какие другие?

Хадри страдальчески скривился, явно пытаясь подобрать слова, но ничего не сказал, а Макарин не стал настаивать.

Снова потянулись бесконечные заснеженные равнины, испещренные частыми ледяными полосами, где совсем недавно текли бесчисленные речки. Иногда нарты выносило на широкие обледеневшие поля, посередине которых еще виднелись дымящиеся проталины темной воды. Снега становилось все больше, и оленей часто заносило в сугробы, из которых они выбирались с большим трудом. Хадри старался выбирать дорогу по твердому насту, но было заметно, что если он и был в этих местах, то довольно давно. Вокруг не было никаких заметных ориентиров, никаких гор, больших холмов или отдельно стоящих деревьев.

— Ты точно знаешь куда ехать? — спросил Макарин.

Хадри обернулся, безмятежно улыбаясь, и ничего не ответил. Только огрел оленей шестом сильнее, и те возмущенно заверещали.

Через какое-то время они въехали в странную ложбину, со всех сторон окруженную рыхлыми сугробами, Хадри остановил нарты и забрал рыбину.

— Тут тихо надо, — прошептал он. — Сидеть нарты и ничего не делать.

Видимо, слово «тихо» распространялось только на Макарина, потому что сам Хадри выпрямился во весь рост и громко заорал.

Эхо заметалось по ложбине, увязая в искрящемся снегу.

Сугробы зашевелились, заскрипели, осыпаясь, взорвались изнутри, подняв в воздух белую взвесь. Со всех сторон из-под снега полезли фигуры в мохнатых шкурах, окружили нарты, выставив перед собой длинные палки с привязанными к ним костяными ножами.

Хадри стоял неподвижно, держа в вытянутой руке задубевший рыбий хвост. И также молча стояли вокруг воины. Синие узоры покрывали их лица, шкуры были грубой выделки, без обычных самоедских украшений и узоров.

Прошли долгие тихие мгновения, прежде чем в дальнем конце ложбины, послышался скрип приближающихся шагов, и из-за поворота медленно вышел старик в бело-желтой шубе. С пояса его свисали костяные фигурки, голову прикрывал череп длинномордого зверя.

Старик остановился перед оленями и поднял узкие глаза, окруженные сетью глубоких морщин. Хадри, ни слова не говоря, кинул ему рыбу. Старик ловко поймал ее, повертел в руках, разглядывая черные знаки. Глухо каркнул что-то, и тогда Хадри принялся говорить, часто и мелко кланяясь. Он говорил долго, и старик поначалу слушал, но затем поднял сухую руку и вытянул длинный корявый палец в сторону Макарина.

Хадри повернулся. На его хмуром лбу висели капли пота.

— Сказать дальше ход нет.

— Ты объяснил ему, что сюда идут полчища врагов?

Хадри замотал головой.

— Не верить.