Старик медленно прошел мимо оленей и остановился рядом с нартами. Его глаза, казалось, буравили Макарина насквозь.
— Здесь нет места людям Белого Царя, — сказал он. — Ты уходишь. Или ты умираешь.
— Я ухожу, — ответил Макарин. — На север. Пропусти нас, и ты меня больше не увидишь.
— Ты идешь обратно. Или ты умираешь. Дальше нет хода таким как ты.
— Сюда идет множество воинов. Идут воины лесов. Идут воины тундры. И они пройдут дальше. И не спросят тебя.
— Ты лжешь. Это запретные земли. И воины лесов, и воины тундры это знают. Только люди Белого Царя нарушают это правило. И их наказывают боги. Или мы.
Старик осклабился, показав пеньки от зубов.
— Теперь многое изменится, — сказал Макарин.
— Ничто не меняется под небом. Хочешь идти дальше — бери оружие, убивай. Или умри.
Старик поднял руку, и воины заревели, потрясая копьями.
Макарин огляделся, медленно вытащил из чехла подаренную монахом пищаль, понимая, что их слишком много, что он не успеет даже насыпать пороху и достать пулю, а ничего больше не было, ни кинжала, ни сабли, и Хадри сидел, оцепенев, будто смирился с участью.
Старик, увидев пищаль, вытаращил глаза и отпрыгнул назад с такой резвостью, что ему позавидовали бы молодые. Глухой ропот пронесся по рядам воинов.
— У тебя огненная стрела Великого шамана, — прохрипел старик. — Откуда?
— Великий шаман сказал «забирай».
Старик опасливо вытянул голову, разглядывая узоры на прикладе.
— Ты не лжешь, — наконец сказал он. — И твой спутник из настоящих людей не лжет.
Хадри залопотал что-то, размахивая руками. Теперь старик слушал его более внимательно. Потом взмахнул рукой, воины убрали копья, попятились назад, залезли обратно в норы, откуда выползли.
— Ты можешь ехать дальше, человек Белого Царя, — сказал старик. — Но не думай, что путь будет легким. Не мы наложили запрет на эти земли.
Он еще что-то каркнул Хадри, тот покивал головой и коснулся шестом ведущего оленя. Упряжка с места взяла разгон, оставив старика в туче снежной пыли.
— Однако хорошо огненная стрела Великого шамана, — радостно повернулся Хадри, когда нарты снова вынеслись на равнину. — Род Ледяного Медведя помогать. Могучий род. Десятки воинов, двенадцать богатырей.
— Да, гляжу, у вас тут православных монахов сильно уважают, — пробормотал Макарин, разглядывая пищаль. Ее деревянная основа была сплошь покрыта витиеватыми узорами, фигурками людей и животных. Даже шестиугольный ствол был разукрашен какими-то знаками, кругами и волнистыми линиями, что превращало устаревшее европейское оружие в самоедский инструмент.
— Колдовское самопала, — сказал Хадри, с уважением кивнув на пищаль.
— Да, — согласился Макарин. — Только медленная. Пока стрелять изготовишься, голову напрочь срубят.
И снова потянулись бесконечные снежные просторы под звездным небом. И снова луна висела над горизонтом, заливая серебром все вокруг. Было тихо, лишь скрипели полозья и фыркали олени. Да Хадри временами принимался напевать что-то заунывное. Потом к этим звукам прибавился нарастающий тяжелый гул, и Макарин не сразу понял, что они приближаются к морю.
Они подъехали к невысокой холмистой гряде, наверху которой не было снега, и торчали голые прутья кустарников.
За ней был мерзлый берег, и расстилалось свинцовое Мангазейское море.
— Помора волок, — прошептал Хадри и показал вдаль.
Там виднелось устье неширокой реки и торчали какие-то потемневшие конструкции, полузанесенные снегом. Хадри пустил оленей шагом и настороженно вертел головой во все стороны. Теперь можно было разглядеть вкопанные в песок скособоченные бревна, остатки полуразвалившихся темных от старости построек.
На отмели рядом с рекой лежал остов сожженного корабля.
— Быстрее, — прошептал Макарин. — Что-то случилось.
Но уже понял, что видит не лодью.
Это был малый коч, с полукруглыми широкими обводами, низкой надстройкой и тяжелыми досками ледовой обшивки. Огонь уничтожил весь верх, мачту, палубу, но с корпусом справиться не смог. Судя по песчаным наносам со стороны моря, которые подпирали днище и выглядели смерзшимися до каменного состояния, пожар, уничтоживший корабль, был давно. Горелые борта выглядели серыми, будто припорошенными пылью.
Хадри объехал коч, стараясь держаться поодаль, и остановил нарты, когда показался противоположный борт и огромная рваная дыра, ведущая в черное корабельное нутро.
Макарин вытащил пищаль, перехватил поудобнее, решив использовать ее в случае чего как дубину.
Раздробленные доски, обрывки просмоленного лыка и даже толстенные брусья каркаса, — все это торчало наружу, словно какая-то неведомая сила таилась в трюме, а потом вдруг выбралась на свободу. Макарин заглянул внутрь. Луна светила сквозь полуразрушенную палубу, и в ее неверном свете можно было разглядеть пустые клети для товаров, широкие полки, занесенные песком и снегом, изуродованную, расколотую, обожженную немудреную утварь.
— Нету никого, — прошептал сзади Хадри.
Макарин увидел в полутьме ведущую на палубу лестницу, стал взбираться, подошвами чуя, как прогибаются под его весом хилые ступени.