Они пошли дальше, поднимаясь к центру селения. Шубин заглядывал по пути в каждый шалаш, всматривался в полутьму, но всякий раз качал головой и хмурился.
Белый шатер стоял на самом краю стойбища. За ним, шагах в десяти, уже начиналась сплошная полоса непроходимого бурелома и темнели сцепившиеся друг с другом корявые невысокие сосны. Белые узоры покрывали всю поверхность шатра сверху донизу, линии, круги, зигзаги, примитивные рисунки бегущих людей и волков. На выгоревшем, белесом фоне они были еле заметны, но все равно бросались в глаза из-за своей чужеродности. Остальные шалаши в стойбище были совсем не похожи на этот. Темные, почти черные, они окружали его как стая грачей полярную сову.
— Белые волки, — пробормотал Шубин и замер.
— Где? — воевода аж присел от неожиданности и поднял самопал.
— Это чум Белых Волков, — тихо пояснил Шубин, пристально оглядывая странный шатер и полосу леса позади него. — Того самоедского рода, что нашел идол и был уничтожен за это. Стало быть, кто-то из них выжил.
Иринья протиснулась между Макариным и воеводой и, ни слова не говоря, двинулась к белому шатру.
— Чум Белых Волков — это еще не сами Белые Волки, — проворчал Кокарев.
— Ни один другой род не станет пользоваться чумом проклятых колдунов, — возразил Шубин и, увидев, как Иринья отодвигает полог, бросился следом за ней.
Чум Белых Волков был также пуст, как и остальные. Только связки сушеных трав, обереги, разукрашенные маски и подвешенные к тонким прутьям статуэтки говорили о том, что это жилище шамана. Посреди потухшего очага лежал обугленный длинный сверток. Около него сидела на корточках Иринья. Макарин подошел ближе и его замутило, когда среди разорванных почерневших шкур он увидел костистое обожженное до мяса лицо с выпученными глазами.
— Его пытали, — сказала Иринья. — Завернули в мокрые шкуры, долго били, потом бросили в огонь и смотрели, как он умирает. И слушали, что он говорит.
— Кто? — спросил Макарин.
Иринья не ответила, только осторожно потянула дальше обугленную шкуру, с тошнотворным треском обнажая рисунки на подгоревшей шее. Темные завитки и спирали покрывали кожу от ключиц до подбородка и блестели, будто намазанные маслом.
— Я помню его, — сказала Иринья. — Это он приходил к отцу с другим таким же колдуном. Задолго до отплытия. После того их разговора как раз и ящик появился.
— То есть выжившие Белые Волки наняли Варзу отвезти проклятый идол туда где они его выкопали, — сказал Шубин. — Исправить то, что натворили.
— Да толку-то что, — проворчал воевода. — Этот мертвец уже все равно нам ничего не расскажет.
— Зато есть второй шаман, — сказал Шубин. — И есть те, кто пытал этого. Они теперь точно знают, куда направился Варза.
— Да, только нам от этого не легче.
— Может, он им ничего не сказал, — предположил Макарин.
— Сказал, — возразила Иринья. — Он им все сказал.
Никто не стал спрашивать, откуда она это знает. Иринья вдруг зарычала, словно раненая волчица, схватила завернутого в шкуры мертвеца и потащила к выходу.
— Эй, совсем с ума сошла, девка? — всполошился воевода.
— Не мешайте! — рыкнула та. — Времени мало, спешить надо.
Она, спотыкаясь и оскальзываясь, тянула сверток к лесу, и то и дело останавливалась, чтобы перехватить концы шкур поудобнее. Макарин хотел было помочь, но Шубин удержал его за рукав.
— Она должна это сделать сама, — тихо сказал он. — Лучше даже не смотреть в ту сторону.
— Да что сделать-то! — взбеленился воевода. — Куда она его тащит? Зачем?
Макарин смотрел ей вслед, и видел, как сползают с обугленного трупа куски шкур, разматываются, остаются на земле. Когда Иринья перетащила его через первые поваленные деревья, на мертвом шамане оставалась только грязная, покрытая бурыми пятнами холщовая хламида. Налетел ветер, и затрещали кривые деревья, протягивая к ним ветки. Тьма словно выплеснулась из глубины леса, поглотила Иринью с ее страшным грузом, закрыла бесчисленными гнилыми замшелыми стволами, и только иногда, сквозь мерзлую паутину чащи можно было разглядеть ее светлую малицу и цветастый платок. Макарин видел, как она остановилась, подняла труп, прислонила к дереву. И тогда из лесной темноты надвинулось что-то, огромное и черное, и былой ужас тотчас поднялся, затопил все вокруг.
Шубин резко дернул его за руку.
— Не смотри туда, дьяк! Сказал же, не смотри.
Макарин отвернулся, чувствуя, как подкашиваются ноги.
— Да что здесь происходит-то? — буянил воевода.
— Ничего особенного, — успокаивал Шубин. — Скоро все закончится.
Ветер выл все сильнее, и сквозь этот вой, сквозь треск деревьев доносился тихий шепот, от которого стыло все внутри.
Ветер стих также внезапно, как и начался.
— Ну вот и все, — облегченно сказал Шубин, и Макарин ненароком взглянул в сторону леса. И сразу понял, что лучше бы этого не делал.