На другой день после парада начались маневры, продолжавшиеся около недели.
Интерес к этим маневрам у населения был столь же велик, как и к самому параду.
Специальные поезда – зондерцуги – уже спозаранку везли толпы немцев и немок на место маневров. Публика шла пешком, ехала на велосипедах с войсками и за войсками, чуть ли не вливаясь в самые цепи, тащилась на позиции артиллерии, интересуясь ходом боя.
Приняв вполне немецкий вид благодаря костюму из универсального магазина в Бреславле, с сигарой в зубах, я не возбуждал любопытства и без труда передвигался всюду.
Смешно вспомнить, с какой легкостью я буквально бежал со своим велосипедом на спине по картофельному полю на какую-то горку, где увидел Вильгельма и возле него начальника Генерального штаба Мольтке.
На почтительном расстоянии стояла блестящая свита, тут же престарелый, похожий на бабу, фельдмаршал фон Хезелер и все военные агенты[68]
.Масса любопытных подбиралась со всех сторон поближе к кайзеру, сдерживаемая полевыми жандармами. Некоторые умудрились влезть чуть ли не под самые ноги лошади Вильгельма, и тот, злобно отмахиваясь, кричал:
– Rauss, rauss![69]
Все, что непосредственно наблюдал, было чрезвычайно ново и поучительно, и, вернувшись без всяких инцидентов в Вильно, я представил обстоятельный рапорт.
В течение последующих лет моей службы в Виленском округе мне пришлось побывать еще в четырех ответственных секретных командировках в Германии:
– в 1907 году – рекогносцировка стратегических шоссе в районе Мазурских озер;
– в 1908 году – императорские маневры в Эльзасе;
– в 1909 году – большие кавалерийские сборы из шести дивизий у Альтенграбова[70]
;– в 1910 году – императорские маневры в Восточной Пруссии.
Две поездки прошли благополучно, а на двух других я, что называется, влип и до конца их не довел. Даже честью попросили убраться и больше вообще на территории германского рейха не появляться.
Это были маневры в Восточной Пруссии в 1910 году. В последний день маневров, когда я подходил к кассе вокзала, чтобы взять билет и ехать на место, где предполагался разбор маневра в присутствии кайзера, инстинктивно почувствовал что-то неладное. Обернулся и вижу, что двое субъектов стоят сзади, шагах в десяти, и один меня фотографирует. Подошли и попросили следовать за ними. Отвели в какое-то учреждение, где важный немец учинил допрос.
– В номере гостиницы мы нашли паспорт, где говорится, что вы учитель. Но нам точно известно, что вы капитан Генерального штаба и были уже дважды замечены на нашей территории – первый раз в Тильзите, второй – в Альтен-грабове. Я хотел бы знать: почему у вас фальшивый паспорт и что, собственно, побуждает вас так часто ездить к нам?
Заменивший Вицнуду на должности начальника разведывательного отделения, полковник Ефимов действительно сделал колоссальную ошибку, выдав мне паспорт на имя учителя. К счастью, я нашелся:
– Не приходится скрывать, что я капитан Генерального штаба, но должен заметить, что я преподаю тактику в Виленском училище (что соответствовало действительности), и меня, как специалиста в этой области, после нашей неудачной войны с Японией интересуют достижения иностранных армий. К сожалению, я вижу, что опыт данной войны в немецкой армии не учтен в достаточной мере.
Немец сперва удивился, потом чрезвычайно заинтересовался, а я, набравшись смелости, привел ему ряд примеров.
– Я и не думал, что мы так отстали, – был его ответ. – Но все же, отпуская вас теперь, я должен посоветовать вам прекратить эти поездки.
Вернувшись в отель, я обнаружил, что у меня все перевернуто, но ничего не тронуто.
Императорские маневры 1908 года на границе с Францией, в Эльзасе, прошли для меня без всяких осложнений, и по их окончании я отправился по собственному почину во Францию, где вскоре должны были состояться маневры под руководством генерала Ланглуа в районе реки Луары.
Здесь я действовал вполне легально. В военном министерстве в Париже получил разрешение и выехал через Орлеан в городок Селль на реке Шер, притоку Луары.
Мне впервые пришлось на этих маневрах столкнуться с французскими строевыми частями.
До сих пор, приезжая в Париж туристом, я встречал только отдельных солдат на улицах и в кафе. Офицеров видеть не приходилось, им рекомендовалось носить штатское платье, ибо армия долгие годы была не в почете, после проигранной войны 1870–1871 годов.
В массе французские войска имели плачевный вид. Это особенно резко бросалось в глаза в сравнении с дисциплинированными немецкими частями, где все маршировало, перестраивалось и вело бой без разговоров, по команде, в образцовом строю.
Наблюдая идущую в походном порядке французскую пехотную колонну, я не верил своим глазам, что это войсковая часть, а не галдящая толпа, где все шагают как хотят, смеются, разговаривают, поют, ружья несут как лопаты, не обращая внимания на офицеров.