Банковские операции братьев Рябушинских привели их всех только к разорению. Начали они в Ялте, кончили в Париже, где и проживал Владимир Павлович, ведя очень скромную жизнь.
В Петербурге, по возвращении с войны, меня ожидал настоящий триумф. Ламкерт очень благодарил:
– Ваши телеграммы мы получали раньше телеграмм Рейтера, и они оказывались более полными и интересными. Агентство находит справедливым выдать вам дополнительно 1000 рублей.
Я был растроган, но не считал, что сделал больше, чем следовало.
В редакции «Нового времени» сам Михаил Суворин специально вышел из кабинета, чтобы высказать свое одобрение. Сотрудники пожимали руку новому коллеге. Мазаев выписал крупный чек и дружески заметил:
– Ну, теперь вы наш, и, если будет новая война, мы на вас очень рассчитываем.
Приятно вспомнить и то, как я доставил удовольствие Брусилову.
В одной из своих статей в «Новом времени», где я подписывался двумя буквами – В. Д., у меня проскользнула фраза:
«За такую разведку известный кавалерийский генерал Брусилов посадил бы этого юношу на три дня на варшавскую гауптвахту».
Балканская война
Не прошло и года, как два балканских народа, болгары и сербы, почувствовали, что наступило время расширить свое жизненное пространство. Турецкая империя начала трещать по всем швам. В конце лета Турции была объявлена война одновременно болгарами и сербами.
На этот раз уже сам Михаил Суворин заключил в присутствии Мазаева со мной соглашение. Главное условие, что ни в какие другие органы печати я писать не должен; гонорар – 1500 рублей подъемных, 1000 на дорогу, 1000 в месяц жалованье и по 30 копеек за строку. Телеграммы оплачиваются особо.
Другим корреспондентом от газеты поехал профессор Пиленко.
Помимо местного начальства, как и в первом случае, надлежало получить согласие на такую поездку у начальства высшего. Должность начальника Генерального штаба занимал Жилинский. Не Войшин-Мурдас, а просто Жилинский по прозвищу Живой Труп, за землистый цвет лица. Это был тот самый Жилинский, который два года спустя послал на верную гибель армию генерала Самсонова.
К моему счастью, Жилинского в Петербурге не было, и я, не смущаясь, отправился прямо на квартиру военного министра Сухомлинова. И был немедленно им принят.
– Осмеливаюсь беспокоить ваше высокопревосходительство и прошу разрешения ехать в болгарскую армию от «Нового времени».
– Ну конечно, поезжайте; будем опять читать ваши статьи, – чрезвычайно любезно, пожимая мне руку, ответил Сухомлинов.
Велико было значение суворинской газеты в царской России! Разве я осмелился бы при других обстоятельствах идти на частную квартиру министра, да еще в неприсутственный час? И впоследствии передо мной всегда широко раскрывались двери кабинетов министров Европы, а у наших послов я встречал самый радушный прием.
Путь на войну лежал через Одессу по Черному морю в Констанцу и далее в Бухарест. Болгарская Варна была блокирована турецким флотом, приходилось ехать через Румынию, чтобы добраться до Софии.
В болгарской столице собралось немало нашего брата – корреспондентов русских газет; все они нашли сердечный прием у братушек. Тут был старый ветеран Василий Иванович Немирович-Данченко, сподвижник Скобелева, – за ним особенно ухаживали болгары, Брешко-Брешковский от «Биржевки»[92]
, тот же Мамонтов из «Утра России» и другие.К нашему приезду мобилизация была закончена и начались военные действия на двух театрах: во Фракии наступали тремя армиями болгары с приданием сербского корпуса Степановича; в Македонии действовали сербы. Главнокомандующим у болгар был сам царь Фердинанд.
В смысле информации я оказался в исключительно привилегированном в сравнении с другими корреспондентами положении. Наш военный агент, полковник Юрий Романовский, – мы с ним очень подружились – делился со мной всеми сведениями, которыми сам располагал. Помимо того, я оставался в своей военной форме полковника Генерального штаба и был всюду допущен, почти без всяких ограничений. Все это, вместе взятое, дало мне богатый материал для газеты, куда я регулярно посылал длинные статьи с приложением схем о происходящих операциях: сперва под Адрианополем, позже у Чаталджи, в армиях Радко-Дмитриева и Кутынчева.
Генерал Радко-Дмитриев, «русский воспитанник», как и многие болгарские офицеры, получившие образование в наших кадетских корпусах, был ярый русофил и отличный генерал. Он доказал свою преданность России в Первую мировую войну, когда «благодарные болгары» выступили против своих освободителей на стороне Германии. Радко-Дмитриев уехал в Россию и на Северо-Западном фронте у генерала Рузского получил сперва корпус, а потом армию. Во время Гражданской войны этот рыцарь-воин, с тем же Рузским, как я уже упоминал, был зверски убит большевиками в 1918 году.
В армии болгарского генерала Иванова я пробыл около недели. Иванов осадил Адрианополь, обстреливал из орудий главные форты и в конце войны овладел крепостью, взяв в плен коменданта Шукри-пашу.