На закате империи. Книга воспоминаний

– Александр Васильевич, возьми Шапошникова (мы уже перешли на «ты») и поезжай на фольварк, квартирьеры уже там.

Новиков охотно соглашается, но произносит:

– Только не затягивай боя, кавалерия не должна ночью соприкасаться с противником.

И вот Новиков рысит к месту отдыха. Часа через два полки собраны, отходят на ночлег; и я являюсь с поручиком Рыженко.

«Чертог сияет», суетятся денщики. В столовой брошенного барского дома на белоснежной скатерти расставлены приборы, бутылки старки, французские вина. Собираются офицеры расквартированного поблизости полка.

Часто появлялись, особенно вначале, и сами хозяева: пан помещик со своей пани и паненками дочерьми, за которыми молодежь тут же пускалась ухаживать. Но большей частью имения пустовали: хозяева эвакуировались.

Если на следующий день предполагался отдых, а случалось это нечасто, то дружеская беседа затягивалась надолго, гремели трубачи, тосты следовали один за другим, пели хором или кто во что горазд.

Штаб-ротмистр Пышнев, храбрый митавский гусар (от тяжелой раны он вскоре скончался), наливает в вазу для фруктов шампанское и подносит Новикову.

– Слушайте, – говорю я ему, – вы с ума сошли, как же можно из этой вазы, с такими краями, пить?

– Ничего, кавалерист выпьет.

И начинается хором припев:

Мы просим младшего корнета
Поднести стакан вина!
Хороша традицья эта,
Саша, Саша, пей до дна!

И Саша Новиков, обливаясь шампанским, тянет до последней капли под выкрики: «Пей до дна, пей до дна!»

По очереди подносят все по старшинству, меняя иногда припев:

Как цветок душистый аромат разносит,
Так бокал налитый тост заздравный просит.
Выпьем за Володю, Володю дорогого,
А пока не выпьет,
Не нальем другого!

Доходит очередь до будущего красного маршала. Громадный стакан до краев наливают вином, ставят на тарелку и как бы в насмешку поют:

Мальчик Боря,
Выпей море!

И повторяют, пока бедный Шапошников не дотянет до конца.

Однажды произошел форменный скандал. Польский помещик принимал нас в своем чудесном имении и чествовал ужином. В это время недалеко от поместья поймали здоровенного детину, который что-то выспрашивал и записывал. Привели его к ротмистру Соколовскому, обыскали и нашли ряд записок о численности и передвижении наших войск. Допросили, и он сознался, что, будучи дезертиром лейб-гвардии Семеновского полка, нанялся к немцам в качестве шпиона.

Тотчас же, пока мы ужинали, Соколовский собрал военно-полевой суд, приговоривший шпиона к повешению.

– Помилуйте, ради Бога, – взмолился шпион, – буду служить впредь верой и правдой его императорскому величеству.

Соколовский все же повесил его в саду помещичьего дома.

И вот утром, покидая имение, слышим истерические крики и плач. Оказывается, труп висел как раз напротив окна спальни хозяйки дома…

Естественно, что провожать нас с Новиковым никто не вышел.

Конный корпус Новикова

За свой отход к Ивангороду начальник 8-й кавалерийской дивизии Зандер был немедленно смещен. Полученная из штаба армии телеграмма гласила:

«Командующему 14-й кавалерийской дивизией немедленно вступить в командование конным корпусом. Генерал-лейтенанту Зандеру поступить в подчинение генерал-майора Новикова; помимо 8-й кавалерийской дивизии генералу Новикову придается 5-я кавалерийская дивизия генерал-лейтенанта Морица».

Нельзя с уверенностью сказать, что генерал Зандер не был достаточно храбр, но его начальник штаба полковник Одноглазков обнаружил совершенно болезненную боязнь и, вероятно, всем своим поведением влиял на начальника. Рассказывали, что, едва только появлялся в небе немецкий авион, Одноглазков тотчас же слезал с лошади и на глазах у всех бросался в придорожную канаву.

В результате пришлось его сменить. Приказ Новикова должен был передать ему лично я, пережив довольно тяжелые минуты. Будучи старше меня на три года по выпуску из академии и на пять лет по возрасту, полковник Одноглазков, услышав о смещении, взмолился со слезами на глазах:

– Господин полковник, прошу вас, пощадите меня, я, право, ни в чем не виноват.

Приказ все же вступил в силу, и на место Одноглазкова Зандеру был дан капитан Генерального штаба Шатилов, присланный в это время в корпус.

Получив кавалерийский корпус из трех дивизий, Новиков, конечно, не мог одновременно оставаться во главе своей 14-й, и в командование ею вступил генерал-лейтенант Эрдели Иван Георгиевич, состоявший перед тем генерал-квартирмейстером 9-й армии Лечицкого.

На войне генерал Эрдели дослужился до командующего армией; вместе с Деникиным был арестован в Быхове; после Корниловского восстания бежал оттуда на Кавказ, где провел всю Гражданскую войну, а в эмиграции до самой смерти ездил шофером такси[107].

* * *