В 7-й кавалерийской дивизии председателем такого комитета состоял штабс-ротмистр Натанзон, сын военного врача-еврея, перешедшего в православие, человек чрезвычайно смелый и пользовавшийся большой популярностью среди солдат за свое редкое мужество на войне.
Поэтому 7-я кавалерийская дивизия к призыву Керенского отнеслась довольно безразлично, и мы решили подчиняться только Корнилову. Чувствуя колебания старших начальников, Врангель связался с начальником соседней кавалерийской дивизии Маннергеймом, будущим финляндским президентом, и предложил арестовать двух командующих армиями. Он, Врангель, брал на себя задачу арестовать нерешительного командующего 8-й армией Соковнина, а Маннергейму предлагал сделать то же с генералом Кельчевским, командующим 9-й армией.
Ничего, однако, из этого не вышло; Маннергейм холодно, как полагалось финну, отнесся к затее Врангеля, а сам барон вскоре удостоился визита комитетчиков, узнавших, что пресловутая корниловская телеграмма задерживается в нашей дивизии.
В тот день, 25 или 26 августа, Белорусский гусарский полк праздновал свой полковой праздник, куда был приглашен и Врангель.
Я оставался в штабе. И вот к часу дня подъезжает группа человек в восемь солдат на автомобиле к нашему дому.
– Мы – депутаты армейского комитета, – говорит один солдат, – и приехали за телеграммой Корнилова. Где она? Давайте ее!
Все они вылезают, закуривают, держат себя очень непринужденно, рассаживаются без приглашения.
Отвечаю им:
– Телеграмма может быть выдана только по приказанию командира корпуса генерала Врангеля.
– А где ваш Врангель?
– На завтраке у гусар, на полковом празднике. Идите туда и спросите. Если прикажет, я вам телеграмму выдам.
Один из солдат отправляется туда и вскоре приходит обратно.
– Врангель сказал, что у него телеграммы нет.
– Совершенно верно, но мне нужен приказ командира корпуса, чтобы ее выдать.
Солдаты начинают шуметь, и к Врангелю в собрание, где играют трубачи и веселятся гусары, идет другой.
Продолжается та же комедия: Врангель, не желая расставаться с корниловской телеграммой, всячески увиливает и просит передать, что у него телеграммы нет, а я отказываюсь ее отдать. Тогда старший комитетчик грозит нас обоих арестовать – Врангеля и меня.
Понимая, что дело может принять неприятный оборот, посылаю за председателем дивизионного комитета штабс-ротмистром Натанзоном и объясняю ему, в чем дело.
Обозленный, что ему не дали как следует поесть и попить со своими офицерами на полковом празднике, Натанзон сразу накидывается на первого же из комитетчиков:
– Мандат!
– Чаво?
– Мандат! – повысив голос, повторяет Натанзон.
Солдат бледнеет, краснеет и, вылупив глаза, обращается к своим:
– Товарищи, чаво это он говорит? Какая манда?
Кругом слышится смех, всем делается весело при виде этого полуграмотного болвана. И Натанзон начинает издеваться:
– Как же это вас, товарищ, выбрали в армейский комитет, если вы не знаете, что такое мандат? Это совсем не то, что вы думаете! Попросите председателя, он вам разъяснит.
Телеграмму в конце концов пришлось отдать.
Врангель понял, что очень рискует, если ее задержит.
Натанзон показал себя героем позже, в Киеве, после того, как в 1919 году гетман Скоропадский бежал оттуда в Германию и большевики входили в город. Среди офицеров, защищавших Киев, погиб на баррикадах смертью храбрых штабс-ротмистр Белорусского гусарского полка Натанзон.
История с телеграммой Корнилова получила, очевидно, огласку, и позиция Врангеля сделалась настолько непрочной, что вскоре он был отчислен от командования корпусом. Сам корпус был расформирован, и обе дивизии сделались самостоятельными.
Будучи старшим, я вступил в командование 7-й кавалерийской дивизией с производством в генерал-майоры.
Покидая нас, Врангель дал мне весьма лестную аттестацию. К этой аттестации позже, в Добровольческой армии в Екатеринодаре, Врангель собственноручно сделал приписку:
«В дополнение к вышеизложенному могу добавить, что пережил вместе с господином Дрейером тяжелые дни конца августа 1917 года – в эти дни генерал Дрейер проявил полное гражданское мужество и непоколебимую твердость.
Генерал-лейтенант барон
Оставшись не у дел, Врангель уехал в Крым, в имение своей жены, а после прихода к власти большевиков, занявших Крым, скрывался у приятелей-татар, рискуя своей и их жизнями.
Но едва только после Брестского мира Крым заняли немцы, Врангель немедленно уехал на Кавказ в Добровольческую армию.
Приняв 7-ю кавалерийскую дивизию, ни в каких военных действиях я уже больше не участвовал. Дивизия спокойно стояла в резерве у румынского фронта. Здесь, у румын, еще сохранилась дисциплина.
В конце октября 1917 года, когда произошел большевистский переворот, неожиданно явился Зыков, уже в генеральском чине. Я немедленно передал ему дивизию, а сам уехал в Москву, где в это время шла пушечная стрельба и юнкера Александровского училища сражались с большевиками.