Скоков был значительно старше и опытнее меня, сохранял обширные связи в аппарате правительства и силовых структурах. Я держал его в курсе своих дел, знакомил с соратниками. Потом я пригласил Скокова стать партнером в руководстве КРО. Я рассчитывал, что его авторитет позволит Конгрессу укрепить свои позиции не только в странах ближнего зарубежья, где мы к тому времени стали главной сетевой организацией русских соотечественников, но и во влиятельных промышленных кругах самой Российской Федерации. Скоков оказался хорошим политическим консультантом, но совершенно бездарным публичным политиком. К моему разочарованию этот «премудрый пескарь» практически свернул кампанию КРО на выборах, считая, что его теневые договоренности с окружением Ельцина помогут нашему избирательному объединению победить. Изготовленный к выборам 1995 года большой тираж «Манифеста возрождения России» Скоков тайно от меня приказал уничтожить.
Нежелание «старших товарищей» поднимать в агитационной кампании «русскую тему» сыграло с Конгрессом злую шутку. Скоков даже запустил в прессу такую якобы забавную присказку: мол, русских вообще нет. «Русский -это плохо замаскированный татарин или хорошо замаскированный еврей» -такое выражение со ссылкой на авторство некоторых новых руководителей КРО стало гулять в журналистских кругах. На мой взгляд, эта «шутка» на деле оскорбляла и русских, и татар, и евреев.
Не посоветовавшись ни с кем, Скоков передоверил организацию выборов медиаменеджерам Глебу Павловскому и Михаилу Лесину - людям, бесконечно далеким от русской национальной идеологии. В итоге нас ждали провал, разочарование и распад политической коалиции.
Скоков наивно полагал, что Ельцин способен манипулировать итогами голосования настолько, что публичная сторона выборов и борьба за голоса избирателей приобретают третьестепенное значение. Все мои решения о наблюдателях на избирательных участках, о тысячах агитаторов на местах были им отменены. Видимо, он рассчитывал на «высокие договоренности» с администрацией президента, где ему обещали путем подтасовки голосов «протащить» избирательный список через 5-процентный порог для попадания в Госдуму.
В мае 1995 года Скоков попросил меня срочно вылететь в Приднестровье и помочь командарму 14-й армии генералу Лебедю, написавшему рапорт об отставке, вернуться в Москву. К тому времени отношения командарма с руководством непризнанной республики были уже серьезно испорчены. Не вдаваясь в причины этого конфликта, основанного на обычной политической ревности, я был уверен, что мое приятельство с президентом Приднестровья Игорем Смирновым и руководством силовых структур республики позволит вывезти Лебедя без скандала и ненужных всем нам осложнений. Для убедительности я по предложению Скокова взял с собой бывшего командира спецназа ГРУ Василия Колесника и еще несколько серьезных офицеров.
В Тирасполе мне удалось быстро успокоить страсти. В конце концов, объект раздражения приднестровских властей - грубоватого и неуживчивого командарма - я увозил в Москву, а значит, и конфликтовать нечего. При этом у нас со Скоковым была четкая договоренность с Лебедем, что еще до своей формальной отставки он публично заявит о желании начать политическую карьеру в Конгрессе русских общин. Звучало убедительно и пугало врагов. Сойдя с трапа самолета, командарм действительно сделал такое заявление. Для многих оно прозвучало как гром средь ясного неба. Но наше триумфальное шествие продолжалось недолго.
Скоков ревновал к Лебедю, популярность которого в России в тот момент была сравнима с популярностью рок-звезды. В конце концов он сумел заставить Лебедя согласиться на второе место в нашем избирательном списке, что нанесло колоссальный ущерб всей выборной кампании. Причем сделал это Скоков виртуозно.
Однажды я застал Скокова в момент такой манипуляции с Лебедем. Кабинет Юрий Владимирович снимал в одной из «раскладушек» по адресу Новый Арбат, 13. Окна его кабинета выходили как на шумный проспект, так и во внутренний арбатской двор. Я приехал к нему с отчетом о готовности московской городской организации КРО к выборам в Госдуму. Это был конец августа 1995 года. Во время нашего разговора в кабинет заглянул помощник Скокова и доложил: «Птица в лифте!» Скоков попросил меня отойти к дальнему окну и «заткнуть уши». В момент, когда Лебедь зашел в помещение, Юрий Владимирович уже держал в руке трубку молчавшего телефона и делал вид, что разговаривает с кем-то очень важным: «Да, Борис Николаевич... Да. Но на это я пойти не могу. Я не могу исключить генерала Лебедя из наших избирательных списков. Что? Больше Вам не звонить? Ну раз так. Но Вы должны меня понять, я друзей в трудную минуту не бросаю. Хорошо. До свидания, Борис Николаевич!» Скоков медленно повесил трубку, притворно погрузившись в тяжелые раздумья. Затем, бросив взгляд на входную дверь, как бы случайно заметил застывшего в проеме ошарашенного генерала: «А, Саша, привет! Извини, не заметил тебя. Да, говорил сейчас с Ельциным. Ну да ладно. Бог с ним! Главное, что мы с тобой вместе!».