На Западном фронте. Бес перемен

Под вечер мы снова собрались в дорогу. Нам предстояло пересечь горную местность и посетить населенные пункты Махкеты и Ведено - спальные районы басаевских головорезов. Там, в селе Ведено, и произошла моя случайная встреча с главарем арабских наемников Хаттабом.

Сопровождавшие нас чеченцы остановились для дозаправки машин в самом центре этого крупного аула. Я вышел из машины, чтобы перекурить, и увидел, как из дома напротив появляются странные люди в длинных белых одеждах-простынях. На фоне сумерек они больше походили на привидения. Наконец на пороге дома показался человек в черной униформе. Увидев стоявшие машины, он сразу направился в мою сторону. Я мгновенно узнал его. Это был Хаттаб - известный международный террорист, религиозный фанатик-ваххабит, через которого шейхи стран Персидского залива финансировали банды иностранных наемников в Чечне. Лицом он был похож на актера из индийского кино с черными, бездонными глазами серийного убийцы.

Хаттаб приблизился ко мне и, застыв в метре, вонзил в меня свой взгляд. Я тоже принялся внимательно рассматривать араба. На армейском ремне Хаттаба в массивной кобуре висел «Стечкин», мой же ТТ, которым со мной Борзали поделился на время поездки, остался на сиденье машины. И я в тот момент по нему сильно заскучал. Тот, за кем по горам, покрытым «зеленкой», гонялся армейский спецназ, стоял передо мной как ни в чем не бывало. Он не сидел в землянке, не прятался в кустах, не брил усы и бороду, чтобы изменить свою внешность... - нет! Этот упырь, убивший не один десяток наших солдат в Афганистане и Чечне, стоял сейчас передо мной и чувствовал себя хозяином положения.

Люди в белом, которых я заметил первыми, видимо, были слушателями его «политзанятий». Они стояли неподалеку, приглушенно разговаривая друг с другом и изредка посматривая в нашу сторону.

- Русский? - с сильным акцентом спросил меня Хаттаб.

- Русский, - ответил я.

- Зачем русский? - усмехнулся араб.

- А ты кто такой? - ответил я.

Один из «гидов», закончив с канистрами и хмуро наблюдая за нашим содержательным диалогом, открыл дверь машины и сказал, что нам пора ехать. Другой мой сопровождающий прыгнул за руль машины и нетерпеливо посигналил. Замешкавшийся водитель сел от него справа. Я понял, что пора заканчивать нашу с Хаттабом дуэль тяжелых взглядов, и тоже сел в машину. Захлопнув двери, «гиды» передернули затворы автоматов и не спускали глаз с застывшего на месте араба, пока его черная униформа не слилась с опустившейся на горы ночью.

Так я познакомился с законом гостеприимства чеченцев. Они отвечали за мою жизнь, и я смог убедиться, что это были не пустые слова. «На самом деле Хаттаб милостивый. Многих русских солдат пожалел», - как бы в оправдание сказал мне через пару минут один из «гидов». «Не сомневаюсь», - буркнул я, и всю остальную дорогу до села Старые Атаги мы ехали, не проронив ни слова.

Наша встреча с «президентом Ичкерии» была обставлена с особой помпой. Утром нас привезли к большому особняку. Здесь находилась резиденция Яндарбиева. Ее охраняли два десятка молодых парней, облаченных в черную униформу и вооруженных до зубов.

Всех, кроме меня и моего помощника Юры Майского, обыскали. Коренастый, невысокий, с жестким колючим взглядом симферополец Юра - настоящий мастер единоборств. С ним мы в 1994-1995-м облазили пол-Боснии, общались с главой Республики Сербской профессором Радованом Караджичем и легендарным генералом Радко Младичем. Свою спину я мог доверить только этому русскому добровольцу, обладающему, несмотря на малый рост, сверхсилой. В перерывах между разъездами, пока я встречался с ичкерийскими «авторитетами», он на улице в окружении толпы боевиков показывал свое боевое искусство, награждая восхищенных чеченцев глухими ударами. Юру уважали. В рукопашном бою ему не было равных. Не решилась трогать его и охрана «президента Ичкерии», позволив Майскому тайно пронести на встречу пару стволов.

До этого я видел Яндарбиева только по телевизору. Помню безобразную сцену, когда членам ичкерийской делегации, которую возглавлял мой визави, удалось заставить принимавшего их в Кремле Ельцина сесть не во главе стола, как подобает президенту великой державы, а напротив - как равного им.

Я давно заметил, что среди отпетых бандитов, насильников и фашистов часто встречаются «романтики-неудачники». Адольф Гитлер был художником, Джаба Иоселиани - доктором искусствоведения, Звиад Гамсахурдиа - «творческим интеллигентом», Витаутас Ландсбергис - музыкантом. Яндарбиев был их поля ягодой - посредственным поэтом.

«Президент» был нарочито ко мне внимателен, говорил вкрадчивым голосом, старался быть правильно понятым. Смысл его речи сводился к следующему: чеченцы хотят жить отдельно от русских, но не хотят, чтобы их выдворяли из России. Я сказал, что так не бывает. Разговор явно раздражал Яндарбиева, но он всем своим видом демонстрировал спокойствие.