На заработках

Андрей, Арина и Аграфена жили согласно, не ссорясь. Андрей по своему ухаживалъ за Ариной, оставаясь съ ней на един пощипывалъ ее, похлопывалъ по плечу и по спин, цловалъ иногда, но, какъ сообщала Арина своей товарк Аграфен, «не озорничалъ». Арина, сидя разъ съ нимъ наедин, спросила его:

— Ты что-жъ это все ластишься-то ко мн? Свататься будешь, что-ли?

Андрей помолчалъ и отвчалъ:

— Дай срокъ до осени дожить. Прідемъ въ деревню по осени, поговорю съ стариками, такъ и сватовъ зашлю.

Арина тоже подумала и сказала:

— Сватами посл посватаешь, а ты теперь сватай, коли я теб люба.

— Люба-то, люба, ты двка ладная, работящая, да заковычка одна есть.

— Какая такая заковычка? Изъ богатаго дома будешь невсту брать, такъ изъ богатаго дома за тебя не отдадутъ, потому вдь и вашъ домъ ослабши.

— Другая есть заковычка.

— Врешь. Никакой заковычки быть не можетъ. А коли есть, то говори скорй, какая. А то зачмъ-же ты меня дразнишь!

— Жребій солдатскій мн въ ноябр вынимать — вотъ въ чемъ заковычка. Двое насъ у отца. Я, да братъ подростокъ. Не выну солдатскаго жребія или освободятъ меня — ну, тогда зашлю сватовъ, а пойду въ солдаты, такъ какое-же сватовство!

Арина задумалась. Глаза ея сдлались влажны. Андрей обнялъ ее и спросилъ:

— Неужто я теб такъ любъ?

— Кабы не любъ былъ, такъ и не говорила-бы. А-то вдь я безъ стыда, прямо… Ты думаешь, легко это двушк!

Черезъ минуту Арина прибавила:

— Ты все-таки посватайся. Тогда ужъ я тебя женихомъ считать буду.

— Да какъ-же свататься-то… А вдругъ солдатъ?

— Что-жъ такое? Буду и я солдаткой. Вашему-же дому польза, вамъ-же работницей буду. Тебя дожидать въ деревн стану.

— Нтъ, Арина, такъ не подходитъ. Не буду я въ дом, мои старики съдятъ тебя. Да и вернусь-ли изъ солдатчины-то? Не попаду въ солдаты — моя ты желанная и тогда пойдемъ подъ внецъ.

Арина опять помолчала. Андрей гладилъ ее рукой по спин.

— Оставь. Тогда нечего мн съ тобой и вязаться, отстранила она его руку и отодвинулась.

— Отчего-же не вязаться? Миловаться будемъ по прежнему: Вдь ужъ къ Рождествуто все скажется и будетъ извстно. Не попаду въ солдаты — поженимся; попаду — поплачемъ и разойдемся, говорилъ Андрей.

— Шутка до Рождества ждать и все миловаться! Нтъ, надо покончить, отвчала Арина.

— А хочешь покончить, такъ стало быть не любъ я теб.

— Изъ-за того-то и надо покончить, что любъ.

Онъ опять подслъ къ ней. Она обняла его и заплакала.

— Я, Андрей, грха боюсь. Все мы вмст, вмст — вдь можетъ и грхъ случиться, прошептала она. — А я не хочу такъ-то… Какъ я тогда тятеньк съ маменькой глаза покажу? Они меня со свта живутъ.

Андрей опшилъ, опустилъ руки и молчалъ, но черезъ нсколько времени сказалъ:

— Ну, грхъ случится, такъ тогда прикроемъ. Не погнушаешься солдаткой быть, такъ будь. Одно вотъ: старики мои…

— И отъ стариковъ твоихъ всякую напасть снесу…

— Ну, коли такъ — ладно.

— Сватаешься? весело взглянувъ на Андрея, спросила Арина.

— Да ужъ сватаюсь, сватаюсь — ну, тя въ болото! Экая вдь ты двка какая ладная и ласковая. Никакихъ словъ супротивъ тебя говорить невозможно, отвчалъ онъ и притянулъ къ себ Арину, но тотчасъ встрепенулся и сталъ подниматься съ земли.

Изъ-за полнницъ дровъ выходила Аграфена. Она ходила въ мелочную лавочку на деревню и возвращалась съ хлбомъ и крупой для варева.

LXII

Арина и Аграфена хоть и отдлились отъ демянскихъ женщинъ, но работали невдалек отъ нихъ и часто видлись съ ними. Артель демянскихъ женщинъ еще боле убавилась. Посл ухода Арины и Аграфены въ артели осталось семь работницъ, но вскор покинула артель и новоладожская Федосья, встртившись со своими новоладожскими земляками, и принялась работать вмст съ ними. Федосья покинула демянскихъ товарокъ изъ-за выгоды. У новоладожскихъ ея земляковъ были свои дв пилы и три топора, а при своихъ пилахъ заработка на пятачокъ съ сажени больше. Компанія земляковъ состояла изъ двухъ мужчинъ и одной женщины — стало-быть, одна пила была у нихъ свободная. Вслдъ за Федосьей отдлились отъ демянской артели еще дв женщины. Ушли он поссорившись. Анфиса, таская дрова изъ холодной воды, сильно простудилась и у ней сдлалась ломота въ ногахъ. Захворавшая Анфиса не могла уже работать такъ, какъ прежде, а между тмъ заработки длились поровну по настоянію Феклы. Дв женщины изъ артели воспротивились этому, поругались съ Феклой и ушли. На скопленныя деньги он купили пилу и топоръ на деревн и стали пилить отдльно.

А Анфиса расхварывалась все больше и больше. Были дни, когда она еле могла ходить, до того ослабли ея ноги. Она мазала ихъ керосиномъ съ дегтемъ, выставляла на солнце, но ноги не поправлялись. Въ особенности боли были сильны по ночамъ. Ее то и дло била лихорадка. Отъ лихорадки и ломоты лечилъ ее одинъ старикъ-пильщикъ, работавшій тутъ-же на рк. Кром натиранія керосиномъ и дегтемъ, старикъ поилъ Анфису настоемъ изъ ивовой коры, которую заваривалъ въ чайник какъ чай. Анфиса пила ивовый настой, но безъ пользы. Арина очень часто навщала ее, Анфиса вздыхала и говорила:

— Вотъ бда-то стряслась! Застудилась и поправиться не могу.