На заработках

— Странная двка… Пойми ты, что я проруху свою загладить хочу, — произнесъ Андрей.

— Ничего мн не надо, ничего… Только оставь ты меня, пренебреги и молчи.

— Чудачка… Да вдь у меня тоже совсть… Все думается, что такъ оставить нельзя — вотъ я и хочу придти и честь-честью высватать передъ землячкой.

Андрей умолкъ. Арина сидла на трав и продолжала плакать. Андрей постоялъ надъ ней, отошелъ на нсколько шаговъ, положилъ гармонію на землю и сталъ скручивать папироску. На деревню по берегу шли два полупьяные пильщика, разговаривали и восторженно ругались. Арина отвернулась отъ нихъ и стала утирать заплаканные глаза рукавомъ. Пильщики, поровнявшись съ Андреемъ, крикнули ему:

— Андрюша! Чего ты назадъ-то прешь? А мы за тобой… Пойдемъ… Выпьемъ…

Арина видла, какъ Андрей присоединился жъ ихъ компаніи и пошелъ съ ними обратно на деревню. Черезъ нсколько времени она издали услыхала его голосъ, напвающій подъ гармонію:

   «Заиграй гармонь моя,
   Послдній день гуляю я.
   Гармонь нова въ три баса
   Играетъ разны голоса»…

Утеревъ слезы и посидвъ еще немного на трав, Арина, не желая показаться Акулин съ заплаканными глазами, умылась въ рк, утерлась юбкой и тихо направилась къ своимъ шалашамъ.

«Господи Боже мой, что-же это будетъ, ежели этотъ Андрей придетъ ко мн при Акулинушк и начнетъ опять къ себ звать! Вдь тогда я поневол должна буду разсказать ей все. Какими я на нее глазами посл этого смотрть буду?!» думала Арина, идя по дорог, и эта мысль приводила ее въ дрожь. «Нтъ, нужно уйти отсюда, скорй уйти, какъ можно скорй», ршила она, подходя къ шалашамъ

LXXIV

Акулину Арина застала съ топоромъ въ рук, стоящей около груды дровъ. Потъ съ Акулины лилъ градомъ.

— Все еще колоть дрова пробую, но не могу — силушки нтъ, сказала она. — Еще потоньше какое полшко расколю, а ужъ какъ потолще — и не могу.

— Да нечего и пробовать. Все равно уйдемъ отсюда, отвчала Арина. — Я вотъ письмо получила изъ деревни, прибавила она.

— Письмо? воскликнула радостно Акулина. — Ну, что: не пишутъ-ли что-нибудь и о моемъ голубчик Спиридонушк?

— Пробовала разбирать, но понять ужасно трудно. Надо какого-нибудь грамотя поискать, чтобъ разобралъ.

— Побжимъ скоре по мужикамъ, попросимъ, засуетилась Акулина.

— Ужъ какая ты бгунья! Съ твоими-то ногами? Сиди. Я одна схожу и поищу, а найду, такъ приведу его сюда, отвчала Арина и отправилась по берегу искать между пильщиками грамотя.

Скоро грамотй былъ найденъ, Это былъ тотъ самый рыжій мужикъ, который привелъ Акулину къ Арин, когда та отыскивала ее, явившись изъ Петербурга. Онъ былъ босикомъ, въ рубах безъ опояски и съ головой, повязанной тряпицей, чтобы не падали во время работы волосы на глаза. Арина оторвала его прямо отъ дла. Онъ шелъ и говорилъ:

— Только ужъ ты какъ хочешь, а должна поднести за это стаканчикъ.

— Какое тутъ поднесеніе! Возьми пятачекъ на стаканчикъ, да самъ и сходи выпить, сказала Арина.

— Вишь ты! Это все не то. Я за деньги читать не хочу. Я не писарь, а я хочу читать за милую душу, но все-таки, чтобы ты отъ сердца попотчивала.

— Чаемъ — изволь, попотчую отъ сердца, потому мы сейчасъ чай пить будемъ. Вонъ котелокъ съ водой кипитъ.

— Ну, попотчуй хоть чаемъ, имъ Богъ съ тобой, согласился мужикъ, прислъ на чурку и, взявъ въ руки письмо, принялся его разбирать. Арина и Акулина стояли передъ нимъ, приложа руки къ щек, и слушали. Въ письм стояло слдующее: