На заре

— Я не Пимен! Я тот, за которым отправился Бородуля. Я — Юдин!

Игуменья оцепенела от ужаса. В комнату вбежали Мечев и Леонид Градов, обыскали переднюю и спальню. Юдин закурил, сказал арестованной:

— Собирайтесь.

Игуменья все еще не могла опомниться. Юдин снял с вешалки ее мантию, приказал своим бойцам:

— Оденьте ее, ребята, и — на тачанку.

Мечев и Градов закутали арестованную в хламиду, подхватили на руки, вынесли из кельи. Мать Иоанна подняла в общежитии крик. Старухи монахини заголосили, как по покойнику.

В третьем часу ночи в монастырь вернулся Бородуля с пятью всадниками. Навстречу ему выбежала мать Сергия, задыхаясь от слез и страха. Бородуля схватил ее за плечи, сказал:

— Передай матери игуменье, что Андрей отказался ехать в коммуну, в горы повернул, подлюка!

Из темноты вынырнула мать Иоанна, завопила.

— Беда, Игнат Власьевич! Матушку игуменью схватили, увезли. Догоните их, догоните! Богом молю!

Из-за облаков выглянула луна. И тотчас же из засады выскочили чоновцы. Затрещали винтовочные выстрелы. Четыре верховых бандита свалились с лошадей, а пятый наметом пустился через двор, перемахнул штакетник у второго общежития, скрылся в саду. Бородуля рванулся в коридор, затем — в библиотеку и — как в воду канул.

— Куда же он девался? — недоумевал Мечев, шаря со свечой в руке по библиотеке. — Я же видел, как он сюда вскочил.

— А может быть, он на горище пробрался? — сказал Градов. — Глядите, нет ли дыры в потолке.

— Товарищи! — закричал один из чоновцев. — Вот ляда в полу!

Все бросились к нему, приподняли крышку. Из подполья грянул выстрел, но пуля, никого не задев, вонзилась в книжный шкаф. Став за выступ стены, Градов крикнул:

— Вылазь, господин есаул. Все равно не уйдешь! Даю одну минуту на размышление, а потом гранату в твою нору шугану!

Бородуля высунулся до пояса из люка, держа перед собой обрез.

— Гукните сюда Юдина, — попросил он.

— Зачем тебе Юдин? — спросил Градов.

— Нужен… Поговорить надо…

— Ишь, чего захотел!

Мечев выстрелил из-за перегородки, ранил Бородулю в плечо Тот хотел нырнуть назад в подполье, но зацепился обрезом за край люка и одновременно нажал на спусковой крючок. Сраженный насмерть своей же пулей, он рухнул с лестницы в подвал.

XVII

Матяш с горсточкой казаков уходил все дальше и дальше от родных мест в горы. Пробирался больше по ночам, а днем таился в лесах и ущельях.

Миновав Сторожевую, он двинулся в Бахмут. Вокруг теснились громадные утесы. Каменные глыбы нависали над ущельями, пропастями и преграждали путь на каждом шагу.

Под вечер Матяш остановился у балки Черемухи[880], решил заночевать. Облюбовав место в небольшой еловой роще, казаки соорудили курень, сварили в котелках мясо, начали ужинать. Солнце еще висело над горами, но в котловинах и щелях уже сгущались сумерки. Где-то внизу ревел Уруп.

После ужина Матяш внимательно оглядел в бинокль скалы и, не обнаружив ничего подозрительного, полез в шалаш, где уже лежали казаки..

Около полуночи из-за гор выплыла луна, осветила мрачные каменные громады, шалаш и девушку, которая осторожно кралась к нему… До шалаша уже рукой подать…

Часовой, стоявшии на посту у лошадей, щелкнул затвором карабина, окликнул:

— Стой! Кто идет?

— Опусти винтовку, — узнав своих, отозвалась девушка. — Я из отряда Белова. Нас тут красные разбили. И вот я целую неделю брожу по горам.

На шум вышел Матяш.

— Антонина Демьяшкевич? — удивился он.

Антонина поправила белую папаху.

— Я самая!

— Где же вас разбили? — спросил Матяш.

— Под Сторожевой… Полковник Белов бежал с несколькими казаками, а я отстала от них. Лошадь у меня была убита.

— Так ты небось и голодная?

— А то… Как собака…

— Ну, лезь к нам в курень, — пригласил ее Матяш. — Мясо у нас есть и хлеб белый.

Он достал из своей сумки ломоть хлеба, вынул из котелка мясо и подал ей. Антонина с жадностью принялась за еду.

— Тут где-то недалеко братья Крым-Шамхаловы со своим отрядом, — сказал Матяш. — К ним мы пробираемся. Говорят, они лошадей здесь добывают… переправляют через Архыз в Карачай и там продают.

— Что ж ты ела в эти дни? — полюбопытствовал один из казаков.

— Коренья, ягоды, дичь разную, — ответила Антонина. — Варить только не в чем было, сырым питалась… Ночью забиралась в такие места, что никакой хищник не мог достать меня…

— Ну, отдыхай, — сказал Матяш

Антонина положила карабин под стенку шалаша, сняла с себя пояс, на котором висели наган, шашка и кинжал, легла на охапку сена и сразу уснула…

Проснулась она, когда в занавешенную брезентом дверь шалаша пробился первый луч, толкнула Матяша:

— Эй, ты! Как тебя?

Магяш поглядел на нее через плечо.

— Ну, Андрей, — отозвался он. — Забыла, что ли?

— Да черт те знает, — почесываясь, сказала Антонина. — Из кубышки выпало.

— Чего тебе? — спросил Матяш.

Антонина зевнула:

— А ты знаешь, где твоя эта… зазноба?

— Какая?

— Да Авка.

— Знаю… В отряде она.

— Эге-ге! Поминай как звали. Вампиры в пещере ее заели. Насмерть.

У Матяша заныло сердце.

— Зачем же она туда пошла? — спросил он.

— Бог ее знает, — вздохнула Антонина. — Говорят, заболела малярией и зашла, чтобы перележать. Ну, на нее и напали кровососы.