На заре

— Ну, братцы, выпьем за упокой души Терентия Артемовича!

— Да, отчаянный был человек, — заметил подхорунжий Озерский. — Пусть ему на том свете легонько икнется.

* * *

Чтобы отряды банды Рябоконя не получили сведений о движении оперативных групп ВЧК, Жебрак немедленно арестовал в Гривенской, Приморско-Ахтарской, Новониколаевской, Староджерелиевской и на хуторе Лебеди всех взятых на учет пособников Рябоконя. После этого оперативные группы приступили к облавам, организуя ночные засады на выходах из плавней. В первую же ночь одна из групп обстреляла двух бандитов, пытавшихся проникнуть в хутор Лебеди. Как выяснилось позже, один из них был сам Рябоконь. Во время перестрелки он получил легкое ранение в живот.

В ту же ночь первая опергруппа устроила засаду на Черном ерике, под Староджерелиевской[890]. В четыре часа утра чекисты обнаружили девять бандитов, пробиравшихся в станицу, и открыли по ним огонь. В перестрелке был убит фуражир банды Рябоконя — житель станицы Полтавской, захвачены три винтовки, один револьвер, одна бомба, две арбы и лошади.

* * *

Засады были устроены в плавнях и под Приморско-Ахтарской. Утром два чоновца доставили в Совет связанного Маслова. Увидев за столом председателя Аншамаху, бандит не поверил своим глазам, пробормотал ошалело:

— Ты, Терентий Артемович? Чи с того света явился?

— Садись, Корней Анисимович. — Аншамаха указал на стул. — А то ты, видать, это самое… дюже утомился с дороги.

Маслов опустился на стул и, все еще не веря своим глазам, спросил:

— Как же это ты не сгорел?

— А вот так, — отозвался Аншамаха.

— Ей-богу, чудо какое-то… — дернул плечом Маслов.

Аншамаха заглянул ему в глаза и с презрением бросил:

— Никаких чудес, Корней Анисимович! Аншамаха под пулями своих врагов не гибнет, в могиле оживает и вылазит из нее, как видишь, невредим, в море не тонет, в огне не горит… — Он отошел в угол кабинета и оттуда продолжал: — Ты видел, это самое… дыру в стене конюшни, что была пристроена к хате?

— Ну, бачил…

— А большую кучу перепрелого навоза около той дырки тоже видел?

— Бачил.

— А ты знаешь, что навоз горит плохо?[891]

— Знаю…

— Ну, и я про то знаю, — сказал Аншамаха. — Вот я, это самое, зарылся в ту кучу и спасся от огня! Правда, душновато только было и припекало мне подошвы, но я терпел.

— Значит, ты слышал, как мы тебя поминали?

— А как же! Все слышал!

Маслов опустил голову, проговорил подавленно:

— Недаром тебя двужильным называют.

XXI

Серое, неприветливое небо дышало холодом, солнце пряталось за тяжелыми низкими тучами, и по ночам оседали заморозки, лужи покрывались тонкой пленкой льда. С деревьев сыпались увядшие листья, устилали сады и леса пушистыми пестрыми коврами.

Рябоконь вышел из куреня, покосился на хмурое небо, крикнул часовому:

— Дудника ко мне!

Когда тот явился, Рябоконь сказал ему:

— Ты вот что… сообщи всем командирам, чтобы они послезавтра, 28 декабря, сосредоточили свои сотни у Сладкого гирла для налета на Ачуев.

Прошло два дня. Все четыре сотни собрались у Сладкого гирла, но напасть на Ачуевские рыбные промыслы не смогли: Рябоконь получил от своих агентов сообщение, что промыслы сильно охраняются. В то же время из Гривенской пришло донесение о том, что туда прибыл из Краснодара пароход «Роза Люксембург», на который уже грузится продовольствие для Красной Армии.

* * *

Пароход «Роза Люксембург» стоял на Гривенской пристани, готовый к отплытию… Неожиданно из камышей выскочила банда и начала громить его.

Жебрак тотчас же связался со Славянской по телефону[892], попросил помощь и со своими незначительными силами вступил в бой с бандой.

Славянский чоновский батальон срочно выделил сорок коммунистов под командованием помвоенкома Высоцкого, который с двумя пулеметами немедля направился в Гривенскую на пароходе «Кочегар».

Шел мелкий снег, морозило. На палубе бойцы выбивали частую дробь промерзлыми сапогами. Северный ветер рвал на них шинели, бил снегом в лицо, а через некоторое время стал доносить и далекие пулеметные, винтовочные выстрелы от разгоревшегося боя между Гривенским чоновским отрядом и бандой Рябоконя. «Кочегар» напрягал все свои силы, шел с удвоенной скоростью по течению реки. Выстрелы становились все слышнее…

Но вот они стихли… Наконец показалась и Гривенская. Кругом серо, пусто. Плотно прижавшись к берегу, сиротливо стоит «Роза Люксембург». Резкий гудок «Кочегара» поплыл над притихшей станицей.

На пристани появилось несколько человек из местной администрации. Потом прибыли и Жебрак с Селиашвили и тремя чекистами. «Кочегар» пришвартовался к «Розе Люксембург».

Жебрак крепко пожал руку Высоцкому.

— Спасибо, товарищ, что не задержались. Не успел Рябоконь развернуться, удрал.

— Надо срочно отправить груз в Славянскую, — сказал Селиашвили. — Чего доброго, банда может повторить налет.

— Теперь не рискнет, — ответил Высоцкий.

— От Рябоконя всего можно ожидать, — заметил Жебрак.

Через полчаса «Кочегар» взял на буксир «Розу Люксембург» и, шумно разбивая воды колесами, с потугой двинулся обратно вверх по реке.