На заре

Волнуется Протока, гнется сухой камыш под ударами пронизывающего ветра. В капитанской рубке Жебрак и Высоцкий. На капитанском мостике седоусый шкипер. Наблюдатели зорко всматриваются в камыши.

Приблизились к излучине. В глубине плавней появились какие-то черные точки. Шкипер вызвал Высоцкого, указал на эти подозрительные предметы.

— Что это, по-вашему?

— Может, скот?

— Ну какой же скот зимой.

— Что же тогда?

— Гряду Васильченко проходим, — пояснил шкипер. — Самое бандитское место. На всякий случай надо быть начеку.

Его опасения подтвердились. В морозном воздухе затрещали винтовочные выстрелы.

Высоцкий подал команду:

— В ружье!

Чоновцы быстро заняли места вдоль бортов парохода. С кормы раз, другой прострочил пулемет.

— Полный вперед! — крикнул в машинное отделение шкипер.

«Кочегар» запыхтел еще натужнее, рванулся против бурного течения реки и вошел в самый узкий рукав Протоки.

Снова глухо захлопали выстрелы. Совсем близко на берегу замелькали бандиты в полушубках, папахах.

«Кочегар» продолжал набирать скорость и, рассекая ледяную изжелта-бурую воду, гнал по ней высокие волны.

— Стой! Стой! — неслось с берега вперемежку с бранью.

Вот до берега уже рукой подать.

— Огонь! — махнул рукой Высоцкий.

Воздух содрогнулся от дружного залпа. Гулко застучали пулеметы на носу и корме.

Бандиты метнулись в глубь камышей, бегло обстреливая пароход. Со звоном посыпались стекла рулевой рубки. Схватившись за грудь, упал штурвальный. Его место тотчас занял шкипер. Стрельба нарастала. У бортов падали раненые и убитые. Труба уже была изрешечена пулями. Морщась от боли, присел на корточки раненый Высоцкий. Командование отрядом принял на себя Жебрак.

«Кочегар» все дальше уходил от гиблого места, могуче врезался израненной грудью в мутные волны реки.

Постепенно пальба начала стихать

Впереди показалась Славянская.

* * *

Наступил 1922 год.

18 января красноармейские части под командованием Демуса атаковали штаб Рябоконя, расположенный между Сладким и Рясным лиманами. В коротком бою банда потеряла много убитых и раненых, бросила на биваке все награбленное, разбежалась по камышам.

Через два дня Демус увел свой отряд в Гривенскую, а Рябоконь, пользуясь этим случаем, приказал Загуби-Батько собрать всех бандитов, оставшихся в живых. На этот раз атаман недосчитался подъесаула Олинипеева, подхорунжего Озерского и других близких своих единомышленников. Боясь нового нападения, он перебазировал свой штаб в район Староджерелиевской, сосредоточил силы вблизи Бабиного лимана[893].

* * *

В первых числах марта Жебрак вызвал Лаврентия Левицкого из Краснодольской в Староджерелиевскую.

— Это же за какой надобностью вы покликали меня в эти края? — спросил Левицкий.

Жебрак обнял его за плечи.

— Помощь твоя нужна, Лаврентий Никифорович. Сам знаешь, старая гвардия никогда не подведет. Вот и решили мы назначить тебя заместителем председателя Староджерелиевского исполкома.

Левицкий недоуменно заморгал глазами, и на лбу его вздулись две синие жилы.

— Погодь, погодь, Николай Николаевич. Я что-то не докумекаю.

— Дело это временное, понимаешь? — сказал Жебрак. — Нужен нам опытный парламентер для переговоров с Рябоконем. Вот я и вспомнил о тебе.

Левицкий задумчиво поскреб подбородок.

— На переговоры… к Рябоконю? — И усмехнулся. — А ежели он мах — и душу из меня вон?

— Тут, разумеется, надо действовать очень осторожно, — сказал Жебрак. — Прежде всего тебе надо развернуть среди населения станицы и близлежащих хуторов агитацию о выходе банд из камышей, разъяснять политику Советской власти в отношении тех лиц, которые добровольно сдадутся нам. У тебя большой опыт на этот счет, умеешь ты поговорить с казаками.

Левицкий долго обдумывал предложение Жебрака.

— Значит, говоришь, на старую гвардию надежда? — спросил он наконец с улыбкой и кивнул решительно: — Ну что ж, может быть, и получится. Давай попробуем!

— Давай, Лаврентий Никифорович!

Левицкий провел в станице и других населенных пунктах собрания, на которых выступил с заявлением, что он хлопочет перед Советской властью о помиловании тех лиц, кто откликнется на его призыв и уйдет из банды. Слух об этом быстро разлетелся по плавням, а вскоре Левицкий получил письмо от бело-зеленых, желавших выйти из камышей. Они просили его прибыть к ним для переговоров, указав при этом место явки. Левицкий снял с письма две копии: одну выслал в Славянский исполком, а другую в Краснодарский Кубчеротдел ОГПУ[894][895], откуда получил отношение, подписанное Соловьевым, с указанием вести переговоры с бело-зелеными, изъявившими желание покаяться перед Советской властью, и гарантировать им полную свободу. Запасшись этим документом, Левицкий вместе с прибывшим председателем исполкома Староджерелиевской Скориком отправился на хутора реки Протоки и Чебурголь[896], провел там квартальные собрания.