На заре земли русской

К горлу подкатил ком. Боясь расплакаться, Оля грустно улыбнулась, поднялась на носочки, едва ощутимо коснулась губами щёки Димитрия и убежала в дом. Проводив её взглядом, юноша медленно пошёл в сторону княжеского двора, то и дело поднося ладонь к пылающей щеке. Оля действительно нравилась ему, и он даже огорчился, что расстроил её, но Светланка…

Однажды Димитрий зашёл к Всеславу, когда тот говорил с десятником Данияром. После того, что Данияр сделал, князь относился к нему подозрительно, с недоверием, и о городских делах расспрашивал с пристрастием. Иногда задавал вопросы, на которые знал ответ заранее, чтобы увериться в том, что десятник не лжёт. Данияр же, в свою очередь, едва не боготворил Всеслава за то, что тот не обошёлся с ним плохо. Конечно, за это нужно было благодарить Злату, любимую князя, но ведь Всеслав мог и не послушать её…

– Я, верно, не вовремя, – заметил Димитрий, поклонившись Всеславу и глядя в упор на Данияра. Тот, не выдерживая его взгляда, уставился в пол.

– Оставайся, – ответил князь. – Скрывать мне нечего.

– Мне, кроме брата своего, тоже скрывать нечего, – буркнул Данияр. Всеслав взглянул на него с любопытством: раз хочет скрыть, зачем сказал? Знает ведь, что спросят.

– Что за брат? – поинтересовался он.

– Да повздорили мы с ним крупно в юности, – нехотя отвечал Данияр, опустив голову. – Он вообще дерзок и горяч. Наговорили друг другу… А он осерчал на меня, ушёл из дому, с той поры не видал я его… Да только знаю, что с разбойниками лесными дружбу завёл, не по той дорожке Бог повёл Стемида…

– Стемид Афанасьич! – Димитрий вдруг вскочил, едва не опрокинув лавку. – Это он?!

Данияр побледнел, услышав имя Стёмки. Димитрий и Всеслав были несказанно удивлены тому, что эти двое – братья.

– Это уж как посмотреть, – тихо произнёс князь. – Каждому своя дорога, и каждый сам для себя решает, что верно, а что – нет. Стемид был не таков, как ты. За спиной чужою не прятался.

– Был? – со страхом переспросил Данияр.

– Погиб он, царствие ему небесное, – Всеслав перекрестился широким движением руки. Хоть он и не знал Сокола хорошо, в той сече Стёмка показал себя героем, в отличие от Данияра. Воистину, если бы десятник сам не проговорился, он никогда бы и не подумал, что они братья.

– Каков он? – неожиданно спросил Димитрий. – Расскажи о нём!

– Да что рассказывать-то, – махнул рукою Данияр. – Не дружили мы с ним никогда, матушка из-за нас натерпелась горя. Он моложе меня, хитрее, бойчее был. А стрелял как… С десяти шагов в гривну. Я ему тетиву рвал, а он в драку лез. Ну это, конечно, дети были… А потом угораздило нас в девчонку одну влюбиться, Марьяшу, дочку тысяцкого… На том и не поладили, чем дальше, тем хуже. Стёмка так любил её, более жизни своей, наверно, а она – меня… Он её на руках носил, из лука стрелять учил, даже косу заплетал – он умеет, – а она всё равно не тянулась к нему. Бывало, подхватит её, кружится с ней, целует, а она хохочет, отбивается. Жаловалась мне на него больно много. Я ему как-то и наговорил всего да одним махом. Он и обозлился, дверью хлопнул, на двор выскочил, а у самого слёзы. Да и я хорош, мог бы и смолчать…

Данияр умолк, вспомнив тот самый день, когда они со Стемидом поругались из-за гордой девчонки. Хоть он и недолюбливал брата, всё равно за произошедшее с ним он чувствовал виноватым себя. Когда Стёмка исчез, Марьяша спустя какое-то время вышла за Данияра, а о брате его с той поры – ни слуху ни духу.

Вечер выдался хороший. Солнце садилось, и снег под его лучами переливался, искрился. Горизонт был окрашен алым, далёкие лиловые тучи походили на такие же сугробы, что были на земле. В воздухе чувствовался лёгкий морозец, на улицах немного пахло дымом – топили на ночь печи. Пропустив заутреню, Всеслав ушёл в храм к вечерней службе, и Злата, хоть на заутрене была, пошла с ним вместе. Ей не хотелось оставаться одной в холодном, неприветливом городе.

Когда они возвращались, было уже совсем темно. День зимний короток, солнце садится рано. К ночи мороз крепчал, Злата поглубже укуталась в шаль. От холода дрожали руки, и Всеслав, заметив, что она замёрзла, укрыл её своим плащом.

– Как же ты?

Он только рукою махнул.

Какое-то время шли они в молчании, и никто не решался заговорить. Наконец Всеслав без всяких предисловий спросил тихонько:

– Послушай… Ты бы пошла за меня?

Злата почувствовала, как сердце забилось быстрее обыкновенного.

– Без отцова-то благословения? – она грустно вздохнула. Отец и сам говорил, что позволил бы, когда б Всеслав посватался к ней, но он навряд ли знал о случившемся в Киеве и теперь считал, что Злата стала супругою Мстислава… – А коли он против будет?

– Всё уладится, – возразил князь. – Я сам скажу ему. Ну так… Ты согласна?

– Без отцовского слова не могу, – Злата отвернулась, опустила голову. Ветер запутался в тёмных волосах, бросил пряди на лицо. Она подняла руку, чтобы смахнуть их, и Всеслав задержал её ладонь.

– Ты сама как думаешь?

– Я согласна, – едва слышно прошептала девушка.

– Вот и ладно, – таким же шёпотом ответил Всеслав.