На заре земли русской

Димитрий не смог так сразу уехать. Двоих товарищей потерял он в ту ночь, потому долго ещё стоял подле могил их, прощаясь в последний раз. Понимая его горе, Всеслав оставил его: как найдёт в себе силы смириться и отпустить, так и воротится. Рассвет окрасил алым верхушки деревьев, повеяло прохладой, высокая степная трава колыхалась под ногами. На могиле Сокола лежал его лук и колчан со стрелами. Тугая тетива была порвана почти посередине, и лёгкий ветерок путал обрывки. Оперение стрел едва заметно шевелилось под его прохладным дыханием. Сам не зная зачем, Димитрий положил ладонь на землю. Земля была влажной и тёплой.

«Спасибо, – подумал он, закрыв глаза. – Спасибо тебе, Стемид Афанасьич. Спасибо, что верен был слову своему».

Димитрий осознал спустя какое-то время, что всё ещё сжимает в ладони крестик, тот самый, что отдал ему Богдан. Под первыми лучами золото блеснуло, за него зацепился солнечный лучик. Димитрий опустился перед деревянным крестом, составленным из трёх обрубленных ветвей, и осторожно положил вещицу к его основанию. Степной ковыль на долю секунды сверкнул золотом и тут же скрыл оберег. Перекрестившись, юноша медленно поднялся и на негнущихся ногах отошёл. В голубых глазах отражалось чистое сентябрьское небо и стояли слёзы.

Когда он вернулся, было уже около полудня. В доме стояла тишина, и обрывки разговоров, доносившихся из-за двери, не нарушали её. На столе, что стоял посередь главной горницы, всё так же лежал брошенный нож, несколько обструганных Богданом лучинок. Димитрий отвернулся – не хотелось думать сейчас о погибшем товарище, но всё в доме напоминало о нём. Юноша остановился в дверях, рассеянно осматриваясь. Вошёл Андрей – угрюмый, потерянный.

– Пошли, поможешь мне, – глухо сказал он, не глядя на Димитрия. – Там дрова поколоть надо и сложить.

Работа помогала горю отойти на второй план. Димитрий поспешно вышел за Андреем.

Всеслав поднялся в верхнюю горницу и остановился перед иконами, что стояли на маленькой полочке в красном углу. Сбросив доспехи и кольчугу, перекрестился трижды, шёпотом прочёл молитву. Вслед за ним неслышно вошла Злата, замерла в дверях, боясь помешать. И только когда он обернулся и заметил её, она подошла ближе. Всеслав обнял её, и какое-то время они молчали, прислушиваясь к тишине и благодаря Бога за бесценный дар – жизнь и любовь.

– Ты ранен? – вдруг встревоженно спросила Злата, чуть отстранившись от князя. Он посмотрел на окровавленный рукав.

– Пустяки.

– Нет, не пустяки! – возразила девушка. – Нельзя так, не бережёшься совсем. Сними рубаху, я посмотрю…

Сняв рубаху и повернувшись к Злате спиной, Всеслав почувствовал какое-то смущение. Надо же, поцеловать не стеснялся, а рубаху перед ней снять стесняется. Но девушка ничего не сказала, осторожно, боясь причинить боль, коснулась прохладной ладонью его раненого плеча. Неровный, неглубокий след от лезвия рассекал кожу до локтя и внезапно обрывался, будто сабля дёрнулась в руке ударявшего. Злата ненадолго вышла и вернулась с кувшином воды.

– Промыть надо, – пояснила она, хотя Всеслав не задавал вопросов. Когда на рану полилась холодная вода, он невольно вздрогнул от неприятного ощущения.

– Прости, – прошептала Злата, ласково проведя рукой по его плечу. – Ещё немного.

– Кто тебя научил? – спросил Полоцкий, когда она закончила. Чистая ткань, заменившая повязку, не мешалась и почти не ощущалась на руке. Боль постепенно уходила, как будто прохладная вода вытягивала её.

– Матушка, – ответила девушка, и уста её при воспоминании о матери тронула печальная улыбка. – Когда отец домой возвращался из сечи, она… так же делала, а я просто видела.

– Я бы сейчас тоже просто домой вернулся, – вздохнул Всеслав, натягивая рубаху обратно.

– Мы не вернёмся? – с удивлением переспросила Злата.

– Вернёмся, моя хорошая, обязательно вернёмся, – промолвил он задумчиво, – но не скоро. Нельзя город бросить, пойми меня, пожалуйста, никак нельзя. Они надеются на меня, я должен…

– Я понимаю, – ответила девушка.

***

Так незаметно, в городских делах и заботах, осень и пролетела. Город облегчённо вздохнул: после ухода Изяслава стало сразу спокойнее и тише. Несмотря на то, что князь Полоцкий сперва отказывался оставаться в Киеве, он всё-таки остался, и жители были действительно благодарны. Разрушенные и спалённые в ходе восстания дома и постройки вскоре были восстановлены, к началу зимы жизнь в городе и вовсе вернулась на круги своя.