На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось

В разгаре беседы я обратил ее внимание на этот жест. Она удивленно опустила глаза на собственные руки – словно они принадлежали другому человеку. Оказывается, она делала это безотчетно. В подростковом возрасте она страдала анорексией и в попытке избавиться от лишних килограммов разработала несколько способов определения количества жира в организме. Когда его осталось два процента, она смогла нащупать впадинки между сухожилиями. Вот чем занималось тело без ведома хозяйки: измеряло слой жира. Порой она сама замечала за собой эти машинальные движения. А в тот день их заметил я.

Вот вам пример физиологической «подсказки». Если сделать все правильно, читатель даже попытается изобразить такой жест. Подражание у нас в крови. В старших классах школы я устроился на работу в кинотеатр, где у меня был коллега, тоже по имени Чак. Мы не дружили и почти не разговаривали, но я заметил, что у него есть нервный тик: один уголок его рта без конца подрагивал.

Ученые говорят о «зеркальных нейронах» и людской склонности имитировать выражение лица и эмоции собеседника. Кстати, зомби вселяют такой ужас именно потому, что на их лицах ничего не отражается, они в любых обстоятельствах совершенно безэмоциональны. Из-за неспособности зеркалить эмоции они воспринимаются нами как нечто чужеродное и опасное.

В общем, не проработал я с Чаком и недели, как начал невольно имитировать его тик. Клянусь, я делал это не нарочно. Бывает, что молодые ребята сознательно собирают коллекцию интересных жестов и повадок, создавая из них собственный образ. Но нет, в данном случае тик оказался заразен.

Именно эту физиологичность я предлагаю вам прорабатывать в своих произведениях.

С этой целью можно описывать, как персонаж употребляет наркотики или страдает каким-то недугом. Секс, насилие, врачебные манипуляции – все это усилит физическое присутствие вашего персонажа и заставит читателя из солидарности испытывать схожие физические ощущения. Наркотики, секс или болезнь также позволяют исказить восприятие реальности персонажем: даже привычные предметы и события выглядят причудливыми и зловещими. Роза и дуб превращаются в гротескные, чужеродные объекты, какими видел их Жан-Поль Сартр. Студент под ЛСД в моем рассказе «Лошара» принимает участие в телеигре и посреди шоу понимает, какое это безумие – биться с другими людьми за возможность сгребать без разбору ненужные товары.

В рассказе Элвина Брукса Уайта «Сумерки в окаянной пижаме» («Dusk in Fierce Pajamas») больной конъюнктивитом рассказчик листает модные журналы, которые потихоньку сводят его с ума.

Том Спэнбауэр называл это «проработать тело» – то есть сосредоточиться на физических ощущениях персонажа. Обычно рекомендация звучала так: «А вот здесь будет уместно проработать тело…» Это надежный способ подчеркнуть драматизм момента: просто переключитесь с описания происходящего снаружи на происходящее внутри. Как говорил писатель Мэтью Стэдлер: «Если вы в тупике и не знаете, о чем писать дальше, опишите ротовую полость рассказчика». Он, конечно, шутил… и в то же время нет.

Если сделать все правильно, такой прием вызовет у читателя моментальную физиологическую реакцию. Теперь можно переключаться обратно на описание события или вставить большой голос, а может, добавить еще стрессоров – словом, делайте то, что позволит вам держать читателя в напряжении.

Прорабатывая «тело», вы вовлекаете в процесс чтения не только разум и сердце человека, но и физиологию. Вы целиком узурпируете его реальность.

Своему ученику я посоветовал бы наблюдать за бессознательными движениями людей и коллекционировать истории, объясняющие их поведение.

В следующем разделе главы я приведу еще несколько примеров.

АВТОРИТЕТ: ЗАВТРАК В МАГАЗИНЕ «БРАТЬЯ БРУКС»

Когда умерла моя мать, я попросил знакомых порекомендовать мне какого-нибудь психолога-юнгианца. Хотелось разобраться в своих чувствах сразу, не откладывая в долгий ящик.

Юнгианца я искал потому, что мне импонирует подход Карла Юнга к изложению историй – толкование снов, ведение дневника сновидений и прочее. И вот по четвергам, рано утром, еще до открытия магазинов в центре города, я стал встречаться с психологом. Его кабинет находился на одном из последних этажей небоскреба. Он заваривал мне чай, и мы обсуждали неприятные события недели. Я платил ему сто пятьдесят долларов за консультацию и покидал здание, дрожа от стыда (за то, что слишком откровенничал и не сказал при этом ничего важного) и от гнева (сам-то психолог почти весь сеанс молчал!).

Он рассказал, что у него есть старый пес, шерсть которого он собирает в мешочек. Одна интернет-компания сделает из этой шерсти пряжу и свяжет из нее свитер, который будет утешать психолога, когда пса не станет. Идея прелестная, но все же не стоит ста пятидесяти баксов, которые я платил за консультацию. Наши встречи начались примерно в ту пору, когда зацвели нарциссы, и продолжались вплоть до первых тюльпанов. От «Суперкубка» до последнего дня уплаты налогов.