Что там обычно делают аналитики? Наблюдают за птицами, скачущими по подоконнику, и время от времени спрашивают пациента, есть ли у него мечта? Что ж, это он делал. Мечты у меня не было. Тишина казалась напрасной тратой ста пятидесяти долларов, и я усиленно пытался ее заполнить. Проходил час, и вот я уже стоял у лифта с больным от пустой болтовни горлом. А потом шел к машине мимо магазина «Братья Брукс». Однажды в их витрине появилось объявление о распродаже.
Да, я мог позволить себе спускать деньги на светские разговоры и наблюдения за городскими птицами, но «Братья Брукс»?! Какая-то незримая сила толкала меня в спину, заставляя шагать дальше – то есть мимо.
К тому времени я рассказал психологу почти все, что знал о своих покойных родителях. Возможно, в этом и заключалась терапия: выговорить из себя всю эмоциональную привязанность до последней капли. Психолог то и дело тайком поглядывал на часы, стоявшие в книжном шкафу у меня за спиной. «Братья Брукс» по-прежнему звали заглянуть на распродажу. И однажды утром я туда зашел. На стойке с уцененными вещами я обнаружил коричневый твидовый блейзер, и продавец тут же накинул его мне на плечи. Цена по акции – 150 долларов. Портной с русским акцентом поманил меня в примерочную и попросил встать на невысокую платформу.
– Не так, – пожурил меня он. – Стойте естественно.
То есть не навытяжку, как юный кадет. Я зачем-то расправил плечи, выпятил грудь и втянул живот.
Он имел в виду: расслабься. Зажав губами десяток французских булавок, портной мелом наметил место подгиба на рукавах и заколол лишнюю материю на лопатках. Украду сравнение у Крэга Челленджера: мне казалось, что я на викодине. Телу было тепло. Транс Холли Голайтли, лучше эти ощущения не описать. Я даже не смотрел, что там делает этот русский портной: убавляет плечи, разглаживает материю на груди, проверяя, не надо ли перенести пуговицы… Когда мне в последний раз было так спокойно – не помню. Казалось, здесь, среди благородных деревянных стенных панелей, клетчатых шорт и шетландских свитеров, со мной не может случиться ничего плохого.
Короткое отступление: помню, в детстве меня восхищал тот факт, что церкви целыми днями, а некоторые и ночами, стоят незапертые. На двери нашей церкви Святого Патрика замок повесили, когда я уже был подростком. А до тех пор все желающие могли в любой момент заглянуть, посидеть в тишине и безопасности, собраться с мыслями. Теперь так работают разве что магазины: неудивительно, что шопинг стал нашим любимым досугом. Круглосуточный супермаркет заменил нам круглосуточный храм.
Забрать можно будет через неделю, сообщил портной, аккуратно снимая с моей спины ощетинившийся булавками блейзер. В назначенный день я прикупил к нему еще и пару слаксов. Оказалось, их тоже надо подогнать по фигуре. Портной как раз входил в магазин, расстегивая под подбородком черный мотоциклетный шлем. Я встал на платформу, а он принялся чертить мелом и подкалывать мои новые брюки. Психолог попросил перенести наши встречи на среду, но я сказал, что среды у меня заняты. Моя терапия как таковая закончилась. Я не исцелился, зато обрел свободу.
В следующий четверг я купил пиджак – серый в едва заметную голубую полоску. Он сел совсем плохо, пришлось три раза являться на примерки. В такую рань я был в магазине единственным покупателем. Примерно в то же время приходил на работу портной в мотоциклетном шлеме (иногда я видел, как он снимает черную кожаную куртку) и осматривал мое очередное приобретение: разрез сзади топорщился, лацканы плохо лежали на груди. Всегда находился какой-нибудь изъян. А если нет, если пиджак садился идеально, тогда… Тогда я покупал еще один.
Мое тело знало что-то такое, чего не знал я сам, и мне хотелось раскрыть эту тайну. Почему французские булавки, замусоленный мелок в руках портного и необходимость довольно долго стоять неподвижно на платформе – прямо-таки йога, – почему все это наполняет меня таким чистым, подлинным счастьем?
Несколько лет спустя я поехал в Милан. Стоматолог уговорил меня купить ультразвуковую щетку – мол, она заменит мне зубную нить (которой я никогда не пользовался). Каждые тридцать секунд щетка пищала, давая сигнал приступать к чистке следующей зоны, а спустя две минуты автоматически отключалась. Из-за возни с розетками я стараюсь не брать в Европу лишние устройства, поэтому вместо новой щетки взял старую. Утром в Италии я проснулся и начал чистить зубы. Я тер, тер и тер, остервенело работал щеткой: изо рта уже текла красная пена, ободранные десны кровоточили, а щетка все не выключалась. Я вытащил ее изо рта – свою древнюю, обыкновенную щетку, просто палку с щетинками на конце – и воскликнул: «Черт, сломалась, что ли?!»
А недавно я положил палец на листок с работой своего ученика и попытался опустить бегунок, гадая: «Почему страница не двигается?!»