На мой взгляд, существует два вида авторитета. Первый я называю «авторитет разума»: автор демонстрирует мудрость или глубокие познания, превосходящие познания читателя. Это может быть что-то приземленное и простое: как в «Гроздьях гнева», когда герои обматывают латунной проволокой поршневые кольца, собирая двигатель. Или что поинтереснее: например, мать героя романа «Удушье» вскрывает коробки с краской для волос и меняет пузырьки, зная, что покупательницы получат совсем не тот цвет, который хотели. Авторитет разума основан на знании, которое используется во зло или во благо.
Второй вид – «авторитет сердца», которого вы добиваетесь, когда ваш персонаж рассказывает откровенную историю из своей жизни или совершает поступок, демонстрирующий его крайнюю уязвимость. Например, проявляет духовную мудрость и отвагу, несмотря на чудовищную боль. Часто это связано с убийством животного – как в «Биографии Бастера Кейси», где герой вынужден убить своего мопса, когда у того проявляются явные симптомы бешенства. Или вспомните сцену из романа «Положитесь на Пита» («
Читатель тоже потрясен, но «авторитет сердца» теперь установлен. Мы знаем, что автор не боится сказать правду, даже нелицеприятную. Возможно, писатель не умнее нас, зато храбрее и честнее. Это и есть «авторитет сердца».
То же самое происходит в моем рассказе «История одной любви». Девушка главного героя ведет себя все более странно, и он вынужден уйти в полное отрицание происходящего, отречься от друзей и родных. «После всей этой суеты на свадьбу народу пришло куда меньше, чем ожидалось».
Эмоциональный авторитет также устанавливается путем совершения какого-то ужасного поступка из благородных побуждений. В «Девочке, что живет в конце улицы» главная героиня Ринн вынуждена убить тех, кто хочет над ней надругаться. Долорес Клэйборн из одноименного романа Стивена Кинга пытается убить свою страдающую хозяйку с суицидальными наклонностями.
Ошибки и проступки персонажа дают читателю почувствовать себя умнее и лучше. Он берет на себя роль заботливого родителя и хочет, чтобы персонаж выжил и преуспел в жизни.
Еще один способ установить авторитет сердца – сделать так, чтобы герой говорил о себе в третьем лице. Вспомните сцену из «Бойцовского клуба», где полиция и «Скорая» приезжают спасать Марлу Сингер, которая хочет покончить жизнь самоубийством. Скрываясь бегством, Марла кричит спасателям, чтобы не утруждались, ведь девушка из номера 8Г – зловредная, ни на что не годная дрянь. В пьесе «И вдруг минувшим летом» персонаж Кэтрин Холли говорит: «И вдруг минувшей зимой я стала вести дневник от третьего лица». И в том и в другом случае третье лицо подразумевает либо ненависть к самому себе, либо раздвоение личности – либо и то и другое вместе.
В общем, своему ученику я сказал бы, что для установления эмоционального авторитета нужно создать неидеального персонажа, умеющего совершать ошибки.
Идея с бутафорскими руками родилась благодаря татуировкам. Тем, что набивали себе читатели. В ходе моих первых промотуров люди частенько просили оставить им автограф на руке или ноге. Год спустя мы встречались вновь, и те же читатели показывали мне мою подпись, увековеченную под кожей.
Что я придумал? Сделал оптовый заказ на китайской фабрике (да, поддержав тем самым рабский труд). Руки, ноги, кисти, ступни приходили целыми контейнерами. Реалистичные, бутафорские отрубленные руки со студенистой красной кровью и желтыми обломками костей в нужных местах. Желтушная кожа. На своем пикапе «тойота такома» я вез их домой с почты – путь через лес был неблизкий, по извилистому двухполосному шоссе № 18. Как-то раз, в первую свою ходку, я по незнанию допустил оплошность: никак не закрепил коробки в кузове. В двух милях от дома я вдруг заметил в зеркало заднего вида, как одна коробка исчезла. А за ней и вторая. Я съехал на обочину, вышел из машины и увидел растерзанные картонные коробки. Дорога была усыпана окровавленными частями тел. При этом машин и грузовиков за мной ехало прилично – они тянулись до самого горизонта. Никто не гудел. Народ в потрясении смотрел, как я бегаю по дороге и закидываю обрубленные руки и ноги на обочину.
Водитель одного лесовоза – последнего в длинной веренице автомобилей, терпеливо ждавших, когда я освобожу дорогу, – выглянул из кабины и сказал:
– Первую коробку ты еще три мили назад потерял.
Большую часть отрубленных конечностей я нашел. Но некоторые наверняка отлетели слишком далеко и теперь лежат в зарослях папоротников. Розовые пальчики ждут своего туриста-походника.