Читаем На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось полностью

В меня полетели белые мышки. Тубус оказался набит розовоносыми, красноглазыми грызунами, каких продают в зоомагазинах для кормления змей. Они шлепались на меня, на стол и на пол – покалеченные, полумертвые, с переломанными шеями и спинками. Их тела медленно извивались в предсмертных муках, лапки подергивались, изо рта сочилась кровь. Люди стояли как вкопанные и потрясенно смотрели на умирающих мышей. Выли сирены.

Что мне оставалось? Только принести людям свои извинения. На помощь никто не спешил. Я начал собирать мышей. Некоторые из них умирали прямо в моих ладонях: выгибали спинку, дергались и затихали. Других я находил уже мертвыми, но еще теплыми – в проходах между стеллажами, на полках. Их было очень много. Я собрал всех до единой и отнес на склад, чтобы никто их не трогал.

Организаторы этого побоища сбежали через пожарный выход. Вот почему сработала тревога. Когда я отнес мертвых и умирающих зверьков в подсобку, в магазине воцарилась тишина. Толпа молчала. В очереди стояло около четырехсот человек, и лишь немногие видели своими глазами, что произошло. Мои руки и стол были в крови. Я сходил в туалет, умылся и снова вышел в зал подписывать книги.

Свидетели говорят, что никто не мог предсказать или остановить случившееся. Парни приехали на мотоцикле, ворвались в зал и устроили беспредел. Полицию никто не вызвал. Преступники скрылись пешком. Я все еще на связи с сотрудниками того книжного, и они говорят, что это были местные. Время от времени блондин до сих пор заходит в магазин. Он уже немолод, среднего возраста.

С того дня я коллекционирую истории про кровь на творческих встречах. Вспомним случай в Сиэтле, когда фанаты вынудили Стивена Кинга оставить кровавый отпечаток на пятнадцати тысячах книг. Или парнишку в «Тауэр рекордз», который подошел к Клайву Баркеру и перерезал себе вены с криком: «Клайв, это для тебя!» Или происшествие в культовом нью-орлеанском концертном зале «Типитина», где молодой человек упал в обморок во время чтения моего рассказа «Кишки» и проломил себе череп. Позже устроители вечера рассказывали, что в клубе десятилетиями выступают панк-группы и хеви-металисты. Толпы пьяных рокеров по несколько часов кряду рубятся у сцены, но самую тяжелую травму получил человек, пришедший послушать любимого писателя. В тот же вечер на сцене со мной была Моника Дрейк. Толпа так хохотала над ее шутками, что никто не увидел, как она случайно порезала ногу об острый край какого-то сценического оборудования. В пылу выступления мы и не заметили, что весь вечер ходим по луже ее крови.

Такие истории – большое утешение.

Да, читательское возмущение порой перерастает в откровенную месть. Хороший автор так или иначе терроризирует своих читателей: то и дело бросает им вызов, пугает их, на худой конец – удивляет. Нередко застает врасплох и вынуждает почувствовать и пережить то, на что читатели никогда бы не подписались по собственной воле. Обиженному или запуганному человеку вполне может прийти в голову вам отомстить. Просто имейте это в виду.

В издательстве мне посоветовали никогда не рассказывать историю про мертвых мышек. Еще не хватало, чтобы кому-нибудь захотелось последовать примеру тех ребят. Какое-то время я всюду ездил с телохранителями. Чувствовал себя Бретом Истоном Эллисом, не меньше.

Я спросил себя: «Может, пора завязывать?» А потом взял и рассказал вам про мышей.

Стало быть, не завязал.

Устранение неисправностей

Когда я играл в школьной команде по баскетболу, тренер велел мне носить утяжелители для ног – кожаные мешочки со свинцовой дробью, которые весили несколько фунтов и крепились к ногам с помощью липучек. Спрятать эти толстые «воротники» можно было только под джинсами клеш, и я носил их целыми днями, не снимая, на протяжении нескольких месяцев.

Став постарше, я нанял себе другого тренера, который посоветовал мне повязать бечевку вокруг талии. Утяжелители жутко натирали, ноги под ними потели. Бечевка к концу дня оставляла глубокие красные отметины на теле. Зато мои ноги быстро окрепли, и я проработал самые глубокие мышцы туловища. Теперь живот у меня подтянут (ну, почти).

В общем, своему ученику я сказал бы: когда-нибудь вы сможете позволить себе все, что должно быть под запретом у хорошего писателя. Будете время от времени использовать «был» и «имел», абстрактные единицы измерения, пассивный залог и краткий пересказ. Даже клише и штампы пригодятся – там, где они уместны. Но для начала научитесь обходиться без них. Еще года два как минимум неукоснительно следуйте всем приведенным в этой книге правилам. Да, надо выкручиваться, изобретать новые способы повествования, ничего не поделаешь. Вы научитесь тщательно прописывать каждую сцену, а ваши персонажи будут двигаться и действовать, как живые люди. Самое главное, вы перестанете писать как придется, «по умолчанию», ведь именно это лишает ваши тексты силы.

Писать – это в первую очередь решать проблемы. Правила, которые сейчас кажутся вам ненужными препятствиями на пути к цели, в конечном итоге сделают ваши тексты сильными.

Перейти на страницу:

Все книги серии От битника до Паланика

Неоновая библия
Неоновая библия

Жизнь, увиденная сквозь призму восприятия ребенка или подростка, – одна из любимейших тем американских писателей-южан, исхоженная ими, казалось бы, вдоль и поперек. Но никогда, пожалуй, эта жизнь еще не представала настолько удушливой и клаустрофобной, как в романе «Неоновая библия», написанном вундеркиндом американской литературы Джоном Кеннеди Тулом еще в 16 лет.Крошечный городишко, захлебывающийся во влажной жаре и болотных испарениях, – одна из тех провинциальных дыр, каким не было и нет счета на Глубоком Юге. Кажется, здесь разморилось и уснуло само Время. Медленно, неторопливо разгораются в этой сонной тишине жгучие опасные страсти, тлеют мелкие злобные конфликты. Кажется, ничего не происходит: провинциальный Юг умеет подолгу скрывать за респектабельностью беленых фасадов и освещенных пестрым неоном церковных витражей ревность и ненависть, извращенно-болезненные желания и горечь загубленных надежд, и глухую тоску искалеченных судеб. Но однажды кто-то, устав молчать, начинает действовать – и тогда события катятся, словно рухнувший с горы смертоносный камень…

Джон Кеннеди Тул

Современная русская и зарубежная проза
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось

Чак Паланик. Суперпопулярный романист, составитель многих сборников, преподаватель курсов писательского мастерства… Успех его дебютного романа «Бойцовский клуб» был поистине фееричным, а последующие работы лишь закрепили в сознании читателя его статус ярчайшей звезды контркультурной прозы.В новом сборнике Паланик проводит нас за кулисы своей писательской жизни и делится искусством рассказывания историй. Смесь мемуаров и прозрений, «На затравку» демонстрирует секреты того, что делает авторский текст по-настоящему мощным. Это любовное послание Паланика всем рассказчикам и читателям мира, а также продавцам книг и всем тем, кто занят в этом бизнесе. Несомненно, на наших глазах рождается новая классика!В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Чак Паланик

Литературоведение

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

«19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов» – это книга о личностях, оставивших свой почти незаметный след в истории литературы. Почти незаметный, потому что под маской многих знакомых нам с книжных страниц героев скрываются настоящие исторические личности, действительно жившие когда-то люди, имена которых известны только литературоведам. На страницах этой книги вы познакомитесь с теми, кто вдохновил писателей прошлого на создание таких известных образов, как Шерлок Холмс, Миледи, Митрофанушка, Остап Бендер и многих других. Также вы узнаете, кто стал прообразом героев русских сказок и былин, и найдете ответ на вопрос, действительно ли Иван Царевич существовал на самом деле.Людмила Макагонова и Наталья Серёгина – авторы популярных исторических блогов «Коллекция заблуждений» и «История. Интересно!», а также авторы книги «Коллекция заблуждений. 20 самых неоднозначных личностей мировой истории».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Людмила Макагонова , Наталья Серёгина

Литературоведение
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука