Читаем На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось полностью

Там как раз начинался фильм. Под песню Кэта Стивенса невидимый главный герой зажег свечу. Написал предсмертную записку. Затем забрался на стул, сунул голову в петлю и вышиб стул у себя из-под ног. Дальше по ходу фильма он перереза́л себе горло, совершал самосожжение, выпускал себе кишки – но так и не умер. Зато сделал предложение Рут Гордон.

Том назвал бы это «моментом, после которого все изменилось».

Вы можете поверить, что именно папа подарил мне мой первый словарь? Когда я учился в старших классах и сказал родителям, что хочу писать, он сделал мне такой подарок на Рождество. Бог знает где он его раздобыл – интернетом тогда и не пахло. Огромный том размером с чемодан. С блестящими цветными иллюстрациями посередине – изображениями драгоценных и полудрагоценных камней, животных всех континентов, листьев и цветов… Носить с собой такой тяжеленный словарь оказалось невозможно, зато он был самым дорогим из всех, что папе удалось найти. Да пребудет одна из его многих, многих могил навеки в моей памяти.

Когда фильм по телику заканчивается, я по-прежнему сижу в душном мотельном номере, а весь мир празднует Рождество. Только это уже другой мир. Снег… даже небо изменилось.

Теперь это мир, в котором может случиться что угодно. Спокан – уже не Спокан, нет. Я брожу по лабиринту пустых и стылых улиц, дивясь на эту пропасть новых, неизвестно откуда взявшихся возможностей.

Вскоре после смерти отца и незадолго до того, как начали исчезать автоответчики и одноразовые картонные фотоаппараты, я полетел в Лондон с очередным промотуром. Даже не помню, что это была за книжка. Целыми днями я давал интервью для разных радиопередач на Би-би-си. В такси и подземке меня сопровождала специальная девушка по имени Сью. Обворожительная Сью – мужики свистели ей вслед со строительных лесов. Но она не обращала на них внимания, потому что искала слона.

«Слон Султана» – это было такое уличное представление с гигантским полуроботом-полумарионеткой в главной роли, который, по слухам, должен был в течение семи дней бродить по центральным улицам города, собирая толпы зевак. Началось все на улице Пэлл-Мэлл, где на месте крушения деревянного космического корабля образовался дымящийся кратер.

Никто из людей, с которыми мы встречались, не видел слона своими глазами. Зато мы видели пробки. Водители всех такси проклинали чертова слона. Мы часами торчали в заторах, слушая новости про то, как слон ходит по Гауэр-стрит или по площади Сохо. Вот сейчас он покажется из-за угла, сейчас мы его увидим! Где-то неподалеку без конца гудели клаксоны. Неделя была на исходе. Мы со Сью не теряли надежды увидеть слона, но дела для нас стояли на первом месте: мы продвигали книгу.

В последний день слоновьих гуляний по Лондону мы поехали в книжный магазин «Уотерстоунз» на Пиккадилли. Здание было огромное, размером с городской квартал, и снаружи почти полностью стеклянное (местные называют его «Хрустальным дворцом»). Мы поздоровались с другим писателем, выступавшим передо мной, и побеседовали с потенциальными покупателями книги в конференц-зале на верхнем этаже. Люди обедали полуфабрикатами. Все то и дело посматривали в окна, прислушивались: не загудят ли неистово автомобили, возвещая о прибытии слона?

Что мы тогда обсуждали? Светило ли солнце? Да какая разница…

Когда мы покинули магазин и уже спускались по бетонной лестнице к металлической двери пожарного выхода, с улицы донеслись долгожданные звуки. Музыка отдавалась эхом среди офисных зданий диккенсовских времен. Дома напоминали свадебные торты: кариатиды и декоративные карнизы, узорчатые фронтоны и высокие венецианские окна. Итак, заиграли ситары, флейты и барабаны. Машины на односторонней улице встали, как будто движение за перекрестком было полностью перекрыто. Люди замерли на тротуарах, забыв о делах. Бизнесмены в шляпах, с зонтами и чемоданами. Мамы с колясками. Полисмены, обворожительная Сью и я – мы все стояли и смотрели вдаль в ожидании того, что вот-вот должно было явиться из-за угла.

Банкиры в деловых костюмах. Стильные яппи, которых тогда еще называли «слоун-рейнджерами». Вся улица превратилась в неподвижную фотографию: народ затаил дыхание.

Дюжину книг спустя я рассказывал историю про слона на одном торжественном приеме. Внезапно на противоположном конце длинного банкетного стола разрыдалась какая-то незнакомая мне женщина. Все внимание сразу переключилось на нее, и она, рыдая, пояснила, что тоже была в тот день в Лондоне. Она повстречала слона и с тех пор пыталась рассказать эту историю своим родным и близким. «Никто мне не верил, – с трудом переведя дух, выдавила она. – Никто не понимал, как это событие меня изменило». Она даже начала думать, что ей все почудилось.

Моя история вернула ей уверенность в собственном психическом здоровье. Память и глаза ее не подвели, все действительно так и было.

Перейти на страницу:

Все книги серии От битника до Паланика

Неоновая библия
Неоновая библия

Жизнь, увиденная сквозь призму восприятия ребенка или подростка, – одна из любимейших тем американских писателей-южан, исхоженная ими, казалось бы, вдоль и поперек. Но никогда, пожалуй, эта жизнь еще не представала настолько удушливой и клаустрофобной, как в романе «Неоновая библия», написанном вундеркиндом американской литературы Джоном Кеннеди Тулом еще в 16 лет.Крошечный городишко, захлебывающийся во влажной жаре и болотных испарениях, – одна из тех провинциальных дыр, каким не было и нет счета на Глубоком Юге. Кажется, здесь разморилось и уснуло само Время. Медленно, неторопливо разгораются в этой сонной тишине жгучие опасные страсти, тлеют мелкие злобные конфликты. Кажется, ничего не происходит: провинциальный Юг умеет подолгу скрывать за респектабельностью беленых фасадов и освещенных пестрым неоном церковных витражей ревность и ненависть, извращенно-болезненные желания и горечь загубленных надежд, и глухую тоску искалеченных судеб. Но однажды кто-то, устав молчать, начинает действовать – и тогда события катятся, словно рухнувший с горы смертоносный камень…

Джон Кеннеди Тул

Современная русская и зарубежная проза
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось

Чак Паланик. Суперпопулярный романист, составитель многих сборников, преподаватель курсов писательского мастерства… Успех его дебютного романа «Бойцовский клуб» был поистине фееричным, а последующие работы лишь закрепили в сознании читателя его статус ярчайшей звезды контркультурной прозы.В новом сборнике Паланик проводит нас за кулисы своей писательской жизни и делится искусством рассказывания историй. Смесь мемуаров и прозрений, «На затравку» демонстрирует секреты того, что делает авторский текст по-настоящему мощным. Это любовное послание Паланика всем рассказчикам и читателям мира, а также продавцам книг и всем тем, кто занят в этом бизнесе. Несомненно, на наших глазах рождается новая классика!В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Чак Паланик

Литературоведение

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

«19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов» – это книга о личностях, оставивших свой почти незаметный след в истории литературы. Почти незаметный, потому что под маской многих знакомых нам с книжных страниц героев скрываются настоящие исторические личности, действительно жившие когда-то люди, имена которых известны только литературоведам. На страницах этой книги вы познакомитесь с теми, кто вдохновил писателей прошлого на создание таких известных образов, как Шерлок Холмс, Миледи, Митрофанушка, Остап Бендер и многих других. Также вы узнаете, кто стал прообразом героев русских сказок и былин, и найдете ответ на вопрос, действительно ли Иван Царевич существовал на самом деле.Людмила Макагонова и Наталья Серёгина – авторы популярных исторических блогов «Коллекция заблуждений» и «История. Интересно!», а также авторы книги «Коллекция заблуждений. 20 самых неоднозначных личностей мировой истории».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Людмила Макагонова , Наталья Серёгина

Литературоведение
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука