На земле московской

Его мучило, доводило чуть ли не до тошноты чувство брезгливости, лишь только он пробовал представить себе Нину без ноги! А что, если это чувство укоренится в нем на всю жизнь? Нина наконец поймет, оскорбится, ведь она же ни в чем не виновата… Вот тогда он действительно испортит ей жизнь. Но как сказать, кому? Отец не в счет: он-то понимает и сам намекнул, что жена без ноги — неполноценная женщина.

Он первый был сегодня у Нины в госпитале, он ехал и внушал себе: «Ты любишь ее, очень любишь, и красивую и некрасивую… Помни, ничем не выдай себя!»

Он готовился увидеть ее в слезах, в отчаянии, смутно надеялся, что слезы его растрогают, пробудят прежнее чувство. Она была удивительно спокойна и сама завела разговор о заводе, о его делах. Он было оживился, стал рассказывать про сделанный доклад на районном активе, но она прервала его.

— Извини, я устала. — И отвернулась к стене.

— Можно прийти к тебе еще раз? Завтра, например…

Она приподнялась, пристально посмотрела на него и, нехорошо усмехнувшись, ничего не ответила.

Виктор ушел пристыженный, противный самому себе. Встретившаяся ему в дверях старушка-сестра укоризненно покачала головой.

«Старая ведьма, подслушивала, наверно!» — зло подумал он.

На улице Виктор попробовал разобраться, что же случилось? Кажется, он разоблачил себя, Нина куда умнее и проницательнее, чем он думал о ней! Да она и горда вдобавок, не приняла его сочувствий. Вернее, не горда, а просто по-прежнему мнит о себе, позабыв, что она уже не та… А этой старухе-сестре что нужно было от него?

Катя спросила:

— Ты был у Нины? Ну что, как она?

Виктор сразу насторожился.

— Ничего, спасибо. Ниночка ни на что не жаловалась. Да, она не жаловалась, — повторил он, — но кто знает, какой ценой Нина ведет себя столь завидно мужественно? Ведь протез, Катя! Понимаешь, была нога и нет ее. И это когда слывешь красивой девушкой.

У Лунина навертывались слезы: он колебался, дать им волю или лучше справиться с ними. Он справился.

— Погибло наше счастье, — проговорил Виктор, махнув рукой. — Нине теперь трудно встать, ей лечиться и лечиться надо.

— Почему трудно? — спросила Катя сухо. — Встанет. Обязательно встанет. Нина молодая, здоровая. Живут люди и с протезами.

Лунин несколько секунд смотрел Кате в глаза, потом отвел взгляд в сторону. На губах его появилась растерянная, жалкая улыбка.

— Буду с тобой откровенен, Катя: ранение Нины… — он поискал слово, — меня озадачило. Душой я ее очень люблю… Даже больше, чем раньше, люблю, — продолжал Виктор, заметно волнуясь, — пусть бы лучше осколок изувечил меня. Катя, Катя, ну как тебе объяснить… Ты замужем, ты должна понять… Нина первая девушка, которую я поцеловал… Но сейчас меня почему-то одолевают сомнения…

Они встретились глазами, и то, что Лунин не договорил, Катя прочитала в них: испуганных, умоляющих. Кровь бросилась ей в голову.

— Успокойся, Виктор, Нина человек гордый, она справится со своим горем. Друзья помогут ей, — встав со стула, проговорила Катя.

Лунин вскочил тоже, и они стояли друг против друга, — не враги, конечно, но и не друзья!

Последние Катины слова обидели Лунина: она исключила его из друзей Нины. Зато это была чистая правда: там, где Данила Седов, — там не место ему!

На другой день Нина позвала Катю. Она лежала на высокой кровати под ворсистым одеялом, словно подвернув одну ногу.

В палате с широким окном было тихо и удивительно светло, вероятно, потому, что на улице недавно выпал снег, заново посеребрив деревья и крыши.

Нина спала или просто закрыла глаза. Похудевшее лицо ее было строго и прекрасно.

«Что мне сказать ей, — пронеслось у Кати в мыслях, — она уже все знает сама, все успела передумать».

— А, это ты, Катенька, — улыбнулась Нина, и улыбка ее была спокойная и ясная.

Катя осторожно опустилась на табуретку рядом с кроватью и поцеловала ее в щеку.

— Здравствуй, Ниночка!

— Я сегодня ждала тебя, — заговорила Нина. — Мне надоело лежать здесь, как в склепе. Что там на заводе? — спросила она после молчания, видимо сделав над собой усилие.

— Да все работаем, спать некогда.

— Теперь я урод, Катя, — неожиданно громко и просто сказала Нина. — Да ты не бойся, я не заплачу, — шепотом договорила она, будто у нее перехватило горло.

— Зачем так, Ниночка…

— А что говорит Виктор? — быстро спросила Нина.

— Виктор? Он любит тебя. Да ты же виделась с ним и сама знаешь, — робко добавила она.

Лицо Нины мучительно вспыхнуло, она вдруг прикусила нижнюю губу, как будто боялась, что может вырваться такое слово, за которое потом ей станет стыдно…

Катя горбилась все больше и больше на больничной табуретке, обхватив колени руками. Небольшая порция утешительной лжи, сказанная подруге, самой ей была неприятна.

— Да, он был здесь у меня, — после продолжительной паузы заговорила Нина, — был… но больше не будет! И ты не ври мне!..

Катя зажмурилась на долю секунды от ее властных и требующих глаз. Оставалось сказать самое главное, и это теперь нетрудно было сделать.

— Я не одна, я с Данилой. Он ждет. Позволишь ему войти?