На земле Родоса

– Всю жизнь, – кротко произнес Родос.

Иосиф не был смущен ответом. С подобными оговорками ему приходилось сталкиваться практически ежедневно. Иосиф, словно дракон, оберегающий сокровища и старающийся их увеличить, перешел к косвенной атаке: льстить и вынюхивать обороты хозяйства, превознося гений Родоса, дабы отбить толики сомнений своих искренних амбиций. В ответ Родос отвечал кратко и сухо, не давая повода узреть истинных проблем, которых не предвиделось в краткосрочной перспективе, но в будущем вести дела представится труднее.

– Мое чутье профессионала, – говорил Иосиф, – подсказывает мне, что вам нужна помощь, и я вам помогу. Нет, правда. Всего ничего – продать землю, ввести моих администраторов в курс дела и, в общем-то, все. Если хотите, вам позволят быть управляющим, и продолжать вести дела. Вы даже представить не можете, как можно развить вашу землю. На это лишь требуются деньги, а у вас таких средств нет, но есть у меня.

– К сожалению, я не могу пойти на это.

– Господин Комнин, ещё раз. Зачем вам это все? Почему вы не можете продать землю? – произнеся это, Иосиф выпрямился, и пристальным взглядом начал внимать Родосу.

– Вам нужна земля, чтобы получать прибыль. Лично моя семья в этом никогда не была заинтересована, и мы жили тем, что имели. Это дело принципов избранного пути, и отведенного места. Ваша цель – максимизация прибыли, наша – служить исконному месту. Лично я исхожу не из собственной выгоды, хотя и мог. Мог принять решение о продаже, и продал бы, получил деньги, улучшил существующие условия семейного быта, но там, – указал пальцем на восток, в сторону, где находился дом, – но там, так не считают. Мой прадед, дед и отец развивали хлопковые поля, почему я должен отступать? Посмотрите за окно, многие прохожие готовы предать принципы ради выгоды, но не я.

– Если бы, таких как вы, было больше, боюсь представить, на какие высоты мы бы вознеслись.

– Извините, но нет.

Иосиф лишь ухмыльнулся. В его представлении капиталистического разума была не ясна эта тевтонская дисциплина, безответная вера в собственное дело и пучок римской доблести, граничащей на волоске от банкротства, потери всего состояния.

– Бросьте, все это упрямство. Вы всего-навсего хотите набить себе цену. Хорошо, я готов, но пока подожду, – говорил Иосиф, и окрикнул толстого секретаря. – Принеси мне готовые бланки договоров, – сказал он ему, и обратился к Родосу: – А что касается вас, вы – романтик. Принципами всегда можно поступиться, да и время не то. Технологии, деньги, погоня за популярностью… что ещё нужно?

Из двери вынырнул секретарь, подошел к Иосифу с папкой бумаг, и ещё раз перешепнулся парой слов с ним.

– Так вы готовы принять условия? – произнес Иосиф, не смотря в сторону Родоса, подписывая что-то в бумагах.

– Боюсь, нет, – ответил Родос.

– Вот как, – отстранился от бумаг Иосиф. – Взгляните, – указал на папку бумаг, – сколько человек готовы подписать соглашения о продаже своей собственности. Пока я вам советую выйти, и хорошенько подумать. Позже вернетесь.

– До свидания, – в конец произнес Родос, не получив на прощание ответ. Спекулянту было не до Родоса, но до его земли. Позже в новостных сводках объявится, что Иосиф скупает фирмы и производства, столкнувшихся с тяжелой рыночной конъюнктурой. Таков был его план, а земли семейства всего одним из его пунктов.

XVII.

Новостной биржевой фон оставался негативным, цена срочных контрактов на хлопок снижалась, нарастала геополитическая неопределенность из-за нового этапа торговых войн, на которые остро реагировали спекулянты, роняя в панике различные активы. Это повлияло на умозаключения грека. Помощи ждать было не откуда, средств было совсем немного, и хватит их лишь на дальнейшее существование. Хлопковые поля, по заключению Родоса, придется заморозить до лучших времен.

Особо остро на это смотрел Алексей. Глубоко в душе в нем отзывалась тоска к беспомощности сыну, который нуждался в его поддержке. Он не мог вынести волевого решения о заморозке контрактов с контрагентами, и складирование хлопка в амбар. Поле застыло и больше не удобрялось, культура увядала. Это было вынужденно, ибо торговые войны били по сектору легкой промышленности, и ведение каких-либо дел могло принести либо убытки, либо выход в ноль.

Горькое решение отражалось на физиогномике Алексея. Оно иссохло и бледнело, пропал аппетит, появилась вновь бессонница. Каждый час проходил в пустых раздумьях, нелепых записях в дневнике, чтении экономических сводок, которыми отец старался скрыться от объективной реальности.

Кризис затронул хлопковое поле, но не тронул внутреннего быта дома. Да, был душевно болен Алексей. Да, не орошалось поле, но семья была уверена во временности тягла. Причин для биения хейнала не было, как и обращения к различным бонза.