На земле Родоса

– Как видишь, сижу, – сказал сын, как только Алексей спустился. – В последнее время почему-то тоже не спится, пережидаю вот шторм на рынке в страницах книг. А ты чего встал? Хмурый ты стал. Лежал бы лучше.

– Сколько лежать можно? – разразился тихо отец, медленно идя в сторону гардеробной. – Анна закормила таблетками и дрянью всякой. Ты ещё тут. Я, между прочим, не могу так жить, и тебя к этому с детства приучал. К труду.

– Куда собрался? Ночь на улице.

– Ни совсем и ночь. Это мы привыкли раньше ложиться. Пойдем лучше пройдемся, компанию составишь. Без нормального воздуха совсем не по себе становится, – сказал отец, и посмотрел особенным взглядом в сторону Родоса, дабы тот собирался.

Не говоря слов, отец с сыном тихо собрались, вышли и заперли дом. Идя по Савеловской, в сторону местного стадиона, Алексей в прежнюю силу здоровья начал:

– Что там с Сашей? Мне утром пришлось отойти. Только под вечер от Анны узнал, что Саша приболел. Что там?

– Доктор сказал пневмония, но симптомов нет. Завтра назначил к себе на прием, – отвечал Родос, смотря то под ноги, то в сторону отца.

– Пусть поправляется, он славный малый, – говорил Алексей, чувствуя прежние силы, и как приятно говорить здоровым, не депрессивным, голосом. – До моей болезни, мы с ним уже много куда успели сходить. Все стараюсь его приучить к живописи, гуманитарным наукам. С детства в нем видна тяга к прагматизму и точности, особенно это было видно на быстрой выучке арифметике. Интересно кто из него получится.

Родос молча кивал.

– Ты мало с ним проводил время, ни так как я. У него живой и любознательный ум, а всю поганость, если таковая вообще в нем объявится, – намекнул на гены матери, – можно предупредить – отшлифовать характер с детства искусством. А-а, – сказал Алексей, дружески задев сына, – славный малец конечно. Для меня это достойный внук, пусть и не моих кровей. А тебе. Ты считаешь его сыном?

Родос хотел ответить, но получилось сквозь зубы что-то промямлить. Он так точно ещё не определился, кто для него Саша. Неизвестное инстинктивное чувство говорило отрицательно, но это он был зачинателем приюта Саша, и видя успехи в образовании и его послушание, в частности, его первые обращения «папа», ставили под вопрос ответ этого самого инстинкта. Сын может быть и не родных кровей, но родным духом, что и было в Саше.

Две чаши весов внутреннего конфликта наполняли каждую из, но одна сильнее отвечала в устах Родоса:

– Да, это мой сын.

– Это хорошо, помощники всегда нужны, – сказал Алексей, поворачивая вместе с Родосом в сторону искусственного катка, расположившегося возле ворот Святого Георгия, на котором толпилось множество людей. – Вот увидишь, он ещё покажет, на что способен. Умру только, как на ноги его поставлю. А дальше сами.

Они остановились у ограждения, смотря на веселых людей, разъезжающих в коньках. Пары, семьи, кто-то в одиночку накатывал по искусственному льду. Алексей заметил одну из пар, и подумал о похожести их Родоса с Ириной. «Не хватает таких» – говорил про себя Алексей. Со стороны это было ещё лучше видно. В эпоху стабильности это можно назвать сильным поступком, жить плечо в плечо с любимым. Переживать горесть и ссоры, приятности и улыбки, а не бездумно свайпать.

– Верность, вот обо что бьются молодые. Найти одного человека, назвать его любимым, поиграть и бежать к другому, не найдя в первом требуемого счастья, – говорил Алексей, наблюдая за парой. – Выучив же другого, не найдут и там счастья. Семья – это скучно. Этим надо жить, верностью. Вот что отталкивает – прожить жизнь с одним человеком. А счастье оно ни где-то, оно внутри. Вот почему я с Анной всю жизнь, потому что не стану счастливым, если найду другую. Я счастлив с ней.

– Вот почему я с Ириной, – подтвердил сын на утверждение отца, которое искал внутри себя и не мог объясниться.

– Что там с полем? Ты его забросил, – продолжил Алексей спустя пару минут, когда пара исчезла из взора. – Твое заключение, что стоит приостановить работы в полях, а хлопок складировать, наверно верное, но пора возвращать все обратно. Земля чувствует заботу о ней. Работай в убыль, работай задаром, но продолжай. Нельзя останавливаться и бросать все, пусть и на время. Эпохи сменятся, торговые войны окончатся, нас сменят внуки и правнуки, но наше дело останется.

На обратном пути ночной прогулки их внимание было приковано, и передано друг к другу, к одной из пилорам, где под шумом автоматизированных пил и проезжающих машин, стояло двое рабочих смотрящих на выход, из переходной трубы, опилок. Они стояли, словно под водопадом деревянных капель, развеивающихся по ветру как пыль, словно красный лист жизни, скрывающийся из виду.

Настала глубокая ночь.

XIX.