На земле Родоса

Доктор Шельменко обнадежил Ирину, а позже и Родоса. Саше доктор пожал руку, высказав какой он молодец, и выписав все необходимые лекарства отправил их домой. Доктор снял опасения и тревоги с родителей с необходимостью контроля над здоровьем мальчика, о чем и так пеклось семейство, но врач не высказал важного обстоятельства, считая случай безнадежным…

В больничной аптеке были куплены все необходимые лекарства, витамины, часть была куплена на запас, ибо будущее смутно представлялось благополучным. Втроем они вернулись домой, уже не так озабоченные проблемой, которую помог разрешить врач Шельменко.

– А-а, мои ребята, – сказал Алексей, сидевший в гостиной за столом с кружкой теплого чая, и, не усидев на месте, подошел к Саше, взяв его на руку. – Все ли в порядке?

– Врач обещал улучшения при лечении, – ответил Родос.

– Вот и славно, – сказал Алексей, смотря на Сашу. – Давайте, раздевайтесь, чай Анна подаст.

Давно семья не сидела в общем кругу, объятыми стенами уюта и тепла. Для каждого из них, для Алексея, Анны, Ирины, Родоса, Саши, даже ещё не рождённого ребенка семья не просто институт, видоизмененный и разбираемый по кирпичикам; семья не абстрактная категория кокаинового фрейдизма, но дружный, крепкий ковчег, вмещающий изъяны людей, объединёнными узами. И этому ковчегу будет суждено пройти не один ещё шторм.

За решением проблемы с самочувствием Саши, последовало приготовление свадьбы. Хотя в доме этому событию не так сильно радовались, чем больше пеклись о Саше. По словам мальчика, ему становилось лучше, а совместные уроки с Алексеем приносили ему внутренней радости. Прошло пара дней, а от кровавого кашля остались мелкие сухие покашливания. Теперь можно заняться свадьбой.

Было решено не подавать пышных пиров, приглашать с седьмое колено родственников и друзей, а просто молча и спокойно расписаться. Это было несколько неестественно настоящим традициям, и виделась свадьба под взором протестантской аскезы, но в этом событии был важен не размах, а внутреннее ощущение духа венчания. Да и средств на всемирный пир тратить особо не хотелось.

Свадьба состоялась в местной церкви, вымощенной из красного камня с золотисто-синими куполами. Были приглашены лишь родители Ирины с присутствием Комниных с Сашей. Мальчик полностью привык к семье. После случая с кашлем он осознал нужность в их глазах, осознал полноценную любовь к ним, своим маме и папе. Это обыкновенное и ничем не приметное таинство, усилило его чувство благоговения перед ними. Перед мальчиком ясно проступали очертания, что он такой же сын, и будет им, как и тот не родившийся ребенок.

Для родителей, как с той и другой стороны, это событие стало закономерным сближением двух фамилий. Для самих венчающихся свадьба не только радость, будущее пополнение или обыкновенное действие обменивания кольцами, для них это серьезный шаг объединения уз той самой верности, о которой упоминал не так давно Алексей.

XX.

«Мужчина имения защитник, лежа не челне, не мог справиться с горькими душевными потерями и новыми привычками. «Не могу, не верю» – говорил он себе. Болезненное сдавливание в горле смешивалось с апатией в мышцах и нежеланием принятия новой объективной действительности.

Ещё вчера любимая Анна вела его по благородным залам галерей; ещё вчера отец принял хулу отречения земли в пользу сына; ещё вчера родная мать устроила пожар; ещё вчера была открыта дверь новой жизни. Это вилось вихрем мыслей в голове возмужалого мальчика, не давая сил открыть глаза и верить, верить реальности свершенного.

Из глаз прошли первые капли слез, не спускавшиеся к щекам, испаряемых от невыносимой жары. В ноздрях просачивался запах дурноты, являя тяжкий воздух в легких. Он открыл глаза, как серый пепел сыпался с его бровей на роговицы; кожа медленно умерщвлялась, облезала, серела, часть за частью улетучиваясь над противным смрадом реки Ахерон, создавая красные рубцы на теле.

Сквозь физические неприятности он оглянулся, осмотрел свой челн, что двигал сильный, яростный ветер через реку прямо вдаль меж двух берегов. Берега кружились по двум сторонам. Один был тих и мудр, другой пускал безумный гул, на который пал взор Александра.

На том берегу стоял стог сена, вокруг которого хором оббегали люди, цепляя солому часть за частью, и дерясь с вновь пришедшим за самый его мелкий пучок. Кому-то удавалось брать побольше, кто-то кипы уносил, но возвращался снова, что то таяло на глазах, не успев сворованное сено унести. Там люд был разный: короли, монахи, князи, виконты, рыцари, крестьяне, бедняки. Каждый из них мог быстро поменяться ролью, отняв у короля корону, крестьянин вмиг походил на того.

Вверху стога пел поэт, предупреждавший о самой низкой участи здешних лиц, не достойных назваться грешником, не став также и святым. Он пел он низком плебсе, живущем на этом берегу, сказав так громко на ином:

– I’anime tristo!