Отличительным заключением, в чем оба грека расходились, стала безысходность возвращение цен агрокультуры на прежнее место. В этом был убежден Ферованти, и в деловых переписках указывал на это Родосу. В этом невзрачном положении нужно было что-то делать.
Пока Родос занимался полевым бытом, Аристотель налаживал контакты с другими хозяйственниками, оказавшимися в подобном положении. Ферованти навел межрегиональные мосты с надеждой придти к глубоко принципиальным договоренностям. Тверские, костромские, нижегородские, ленинградские, архангельские, тульские, рязанские, владимирские и ярославские хозяйства выказали Аристотелю почтение в его интеллектуальном порыве создания общего конгломерата с целью вытеснения импортных товаров, создание собственной производственной инфраструктуры.
– Необходим общий созыв, – утверждал Родос неделю назад, видя успехи в дипломатических вопросах Ферованти.
– Ты подготовишь речь и устав конгломерата, над которым работал, и где будут оговорены нужные позиции, – ответил Ферованти. На это Родос положительно ответил, чувствуя, наконец, нужность своего теоретического дела.
– Нет, речь прочтешь ты, – сказал Родос, – тебя больше послушают.
– Хорошо. Самое главное, что линия уже задана – наценка будет повыше, но товар будет качественнее.
– Нет, нет. Первое время придется работать с отрицательным сальдо, чтобы добиться укрепления на местных рынках. Население наше не так богато.
– Это мы и обсудим на собрании. Готовься.
И это собрание назначалось в сегодняшний день.
Родос покинул дом на утро, выдвигаясь к правительственному дому, где Ферованти добился проведения общего созыва. На нем должны будут участвовать не только приглашенные дельцы, но и депутаты, министры, экономисты. Вслед за Родосом, в город последовали Анна с Алексеем и Сашей с целью прикупить новых учебников и просто провести время вместе. Дома осталась Ирина и ухаживающая за ней акушерка-фельдшер.
Столичные волнения, яро упоминаемые в социальных сетях, экранах популярных агрегатов, пестрых фотографий в браузере, или наоборот, никак не представленные по телевидению, а если и показываемые, то только вскользь, выражали общую волну негодований народа, что затронули и город В.
Применяемые камни, и все, что лежало под рукой, имело противостояние в щитах и дубинках; флаги с российским триколором с обеих сторон являлись антиподом друг другу, выражая различные мнение их держащих. В этом бушующем море нельзя было сказать кто прав. Однако дозволено выразить кто виноват – безучастный, которому нет дела в разрешении обоюдного физического причинения насилия двух сторон огромной страны.
Город В. сегодня народно кипел, как и берег трех революций. Повод: возрастная реформа.
В центр города, огромной волной, стянулись толпы людей с криками несогласий. Сотни плакатов с призывами отмены проводимой реформы стали камнем преткновений не только городу, но стране в целом. На данный митинг пришлось стянуть силы полицейских служб.
– Полковник Стрелков, полковник Стрелков. Где он? – говорил генерал по служебному телефону мобильной группе штаба, занимающейся делегированием сил и средств полицейских. – Передайте ему, чтобы все находилось в нужном квадрате, и чтоб без лишней крови.
– Вас понял, – ответил связист.
В это время полковник Стрелков был занят разработкой подавления мятежа.
В этот водоворот попали домашние Анна, Алексей и Саша. В воображении мальчика не могла сложиться ясность, почему такое происходит. Люди требовали изменений, искоренения коррупции, проклинали власть. В ответ на это, полицейские группы старались сдерживать толпу в определённых областях, не давая каких-либо маневров толпе. Негодования контрастом ложились на все ранние краски в музеях.
Анна же восприняла это ужасом, желала покинуть центральную площадь, но увидев громаду человеческих масс в служебной и простой одежде, поняла, что лучше удалиться в номер гостиной от мимо летящих камней. Она взяла Сашу, ушла внутрь здания. Алексей решился не идти за ними, и стоять рядом с толпой, примкнув к народному бунту.
– Воры! Воры! Воры! – скандировал народ. – Долой коррупцию! Изменений!
На стороне митингующих не только грубая сила, в возгласах крики изменений, призывы в должном участии в политической жизни или жажда смены действующей власти. Напротив, в умах имеется крепкая либеральная база различных мыслителей. Пусть не так интеллектуальна, довольно груба в форме, но все же имеется. И идеи декабристов, идеи временного правительства, и ельцинские веяния «околодемокартии» вкупе с западными Руссо, Канта или австрийской экономической школой. Все идеи свободы, индивидуальности, свободного рынка, пахли речами в толпе.
К толпе митингующих порой примыкали известные личности, считающие неприемлемым сходиться с властью, и их присутствие подогревало веру людей.