Челюсти Захарова и Вишневецкого отвисли, словно по команде, гостиная вновь наполнилась безмолвием. Часовой механизм сгладил неловкую паузу звонким, веселым клацаньем.
– Дяденька, подайте Христа ради! – чумазый постреленок симпатично переминался с ноги на ногу, озябшие ладони комкали шапку.
– Ну уж нет! – отрезал Захаров, палец назидательно качнулся перед алым носом. – Вот что я скажу, малец…
Внушение оборвалось на первой же фразе, как струна клавесина в начале сонаты. С юных уст слетела непечатная фраза, и мальчишка задал стрекоча. Ближайшая подворотня извергла стайку малолеток, словно прохудившийся мешок зерно. Топот десятков ног, приятели устремились вслед за смельчаком. Декабрьский ветер подхватил малопонятный, неразборчивый гвалт. Попрошайки всегда работают в команде: один клянчит, другие – стерегут поблизости.
Крошечные сгустки льда задрожали на усах Поликарпова.
–
– Ладно вам, старина!..
– Нет, серьезно, вы молодец! Слегка поработать над менторским тоном и…
– Идите к черту…
– Вот-с! Сия фраза устроила бы ребятишек куда больше, нежели отеческие нотации. Привычно, знакомо, ожидаемо.
Доктор смешливо крякнул.
Мужчины взобрались на мост, перед взором раскинулась Нева – белоснежная лента в черных пятнышках рыбацких лунок и прорубей. Набережная щерилась частоколом корабельных мачт, заиндевелые борта трещали от лютого, нестерпимого холода.
– Получается, Лариса Семеновна не убийца, – выдохнул Захаров с сожалением.
Скула коротышки дернулась, что от пощечины, желудок издал красноречивое бульканье.
– Хотя-а-а-а, – продолжил врач невозмутимо, – сказанное – не есть факт! Можно ли доверять подозреваемому?
– Бросьте,
– Но… для чего ему это все?
– Хороший вопрос. Требует осмысления!..
– Эх! Зря возмечтал о мягкой перине, – вздохнул лекарь. – Сколько можно гоняться за химерами? Который день без сна и покоя. Даже у грызунов есть смена!
Поликарпов брезгливо кивнул. Раз, другой и… застыл. Из груди с шумом улетучился воздух, очи блеснули не хуже голландского червонца.
– Друг мой! – взвизгнул он. – Поистине, устами младенца!..
– Извините?!
– Не обижайтесь, старина! – улыбнулся сыщик добродушно. – Конечно, вы не похожи на ребенка! Аллегория подразумевает только ваш разум… Незамутненный, бесподобно восхитительный!
Карты, деньги, два осла
На столе красовался жареный гусь, пламя свечи гарцевало по золотистой корке. В кухне безраздельно царствовал аромат чеснока и пряностей. Соседний поднос тоже наполнен снедью, только иной: пироги, карпы, икра. Новая кухарка лезла из кожи вон, ангажирование персонала – обязанность дворецкого – прошло без сучка без задоринки. С физиономии Зыкова не сползала довольная ухмылка, пускай – хороший повод для гордости.
–
– Признаться, не вполне-с, – щеки камердинера слегка заалели. – Во всяком разе, наличествуют семьи в коих… Нет, люди! Я хочу сказать, более щедрые господа…
Захаров хмыкнул, смущение колосса заставило брови вскарабкаться на лоб.
– Так вас переманивают! Поздравляю. Кто милостивец?
Слуга переступил с ноги на ногу.
– Генерал-адъютант Киселев…
– Ого! – доктор присвистнул. – Монументальная фигура. Колеблетесь?
– Раздумываю!.. Впрочем, коль скоро вы не поторопитесь и нас застанут, ротации не избежать! Умоляю, не мешкайте-с!..
Жалобно звякнул фарфор. Сыщик, не принимавший участия в беседе, отпрянул от буфета. Триумфально щелкнули каблуки, в обеих руках сияли расписные тарелки. Губы, смахивающие на баварские сосиски, уползли в стороны, мышцы лица отказывались их контролировать. Так цветет ребенок при виде малинового джема.
– Не тревожьтесь,
Лекарь приблизился к другу, глаза застыли в вершке от посудин. Близорукость держит в тонусе мышцы спины: согнись за день полсотни раз – вот и гимнастика!
– Блюдо с августейшим вензелем?
– Верно. Целых два! Понимаете?!
Ответом явился покаянный вздох.
– Пропишите себе фосфор, способствует работе мозга! Сами же подсказали способ убийства. Удивлен вашей недогадливостью…