– А я вашим невниманием к печеной дичи! – огрызнулся Марк Вениаминович. – Жевали целый день кряду, а теперь… будто подменили!..
– Золотые слова! – взревел полицейский, фарфоровые изделия поменялись местами: из правой ладони в левую, и наоборот. – Вот что случилось с тарелкой сенатора. Кухарка Евдокия ни при чем.
Дернулась створка, в темной щели мелькнуло лицо Зыкова – встревоженное, умное. Щелк! Следователи вновь оказались наедине.
– Хотите сказать, – лоб медика пошел гармошкой, – барышню зарезали случайно? Грабители?
– Вздор! Вздор! И еще раз – вздор! Смерть кухарки на совести нашего убийцы. Целиком и полностью-с!..
– Но тогда… К чему лишняя жертва?
– Пока не знаю, – палец коснулся жиденькой шевелюры, лайковая перчатка скрипнула о кожу затылка. – Напрямую девчонка не замешана, в противном случае избавилась бы от второй миски. Вам угодно спросить, что могло произойти? К примеру… не вовремя посетила кухню, узрела лишнее. Хм… Во всяком случае, иных объяснений у меня нет.
Марк Вениаминович подался вперед, сбавил тон:
– Дальнейшие шаги, старина?
Взор Поликарпова скользнул по изгибам вензеля. Голубые линии свивались в заглавную литеру «А».
– Зыков! – позвал он громко. – Можно вас на минуточку?
Секунда, и в центре комнаты вырос дворецкий. Черно-белые фрак и манишка делали его похожим на пингвина.
– Откуда у сенатора эта вещь?
– Тарелка-с?
– Тарелка-с.
На лбу камердинера пролегла глубокая складка. Следователь промурлыкал:
– Али не ведаете?
– Грех вам, господин полицейский, – набычился Зыков. – Этаких образчиков в столице более не наличествует-с. Высочайше инкрустированная посуда – дар его высокопревосходительству от генерал-губернатора.
– Милорадовича! – ахнул лекарь. – Вы это наверное25
знаете?– Вот те крест!
Чиновники многозначительно переглянулись. Захаров выпятил нижнюю губу.
– Едемте, Поликарпов? – в голосе звучала неуверенность.
– Да-с.
– Сперва в часть? За арестной командой?
На голову сыщика опустился цилиндр, мокрые от снега поля вызвали гримасу отвращения.
– Обойдемся! Роль правителя столицы до конца не ясна. Бросаться пустыми обвинениями, тем паче являться в сопровождении конвоя… невозможно!
«Выходит, допрос состоится – полыхнуло в сознании Антона Никодимовича. – Пускай! Главное, не в угоду товарищу министра, а в целях следствия. Только и исключительно!»
– Представляете, – гремел Милорадович, – Его Высочество, только прибывший из Варшавы, беспокоится, что станет с Россией при второй присяге в отмену прежней! А братец их, Николай, зыркнул, точно былинный василиск, и отвечает, дескать, едва ли есть повод тревожиться, коль изначальная произведена в спокойствии и покорности. Каково!..
Тощенький полковник слушал с великим почтением и, кажется, ужасом; слова шефа вбивали голову в плечи подчиненного, точно молот.
Сыщиков встретил дворецкий, объяснение о чрезмерной занятости его сиятельства не удовлетворило бесцеремонного толстяка. Пришлось сопроводить гостей в малую залу: лопать баранки, дожидаться оказии.
– Стало быть, Константин Павлович и впрямь отрекся… – вздохнул Захаров, кофе с ликером ожег горло.
Поликарпов напитка не касался. Руки обвивали чашку сытой анакондой, от густой жижи вилась полупрозрачная спираль.
– Теперь кончено, – сокрушался граф, золотые аксельбанты пораженчески сникли. – Эх, Костя-Костя! Душу ведь отдал! Па-па-па… Все полетело в тартарары!..
Полковник удалился. Захаров отметил, что круглый лоб офицера искрился потом, рука безотчетно выудила платок. Настал их с Поликарповым черед.
Распоряжение подавать на стол не отличалось энтузиазмом, сановник бухнулся в кресло, мощный кулак подпер щеку. Бессодержательный взор обвел лица посетителей.
– Извините, господа. Навряд ли смогу уделить вам достаточно времени, коль визит не обусловлен событиями во дворце. Чем обязан?
Сыщик открыл было рот, но реплика хозяина оказалась проворней.
– И, пожалуйста, говорите коротко, по существу. Полно забот. Так что вас привело?
– Блюдо с вензелем, – ответил полицейский торопливо.
– Каким еще вензелем?
– Точь-в-точь как у вас на кружечке-с.
Генерал-губернатор скосил глаза на раскрашенную безделушку, продолговатое лицо еще больше вытянулось.
– Августейший сервиз? – ноготь щелкнул о гладкую поверхность, по трапезной комнате поплыл звон: высокий, торжественный. – Презент государя на именины!..
Голос фарфора, точно корабельная рында, подал сигнал к новому угощению. Отдернулась парчовая занавеска, и слуга, как две капли воды похожий на Зыкова, чинно проследовал вдоль стола. Шаг, другой, третий, десятый. Все сильнее пахло маринадом, в центр белоснежной скатерти опустилась селедочница. Хрусталь немедленно заискрился под канделябром.
– Послушайте, у меня идея! – пробасил губернатор, батистовая салфетка упала на стол. – Я отлучусь, все одно аппетит ни к черту! А вы покамест отужинаете, после вернемся к беседе. Еще лучше завтра-послезавтра!
– Благодарю, ваше сиятельство, – Антон Никодимович уместил ладонь на животе, пальцы скользнули в карман жилетки. – Мы сыты! Боюсь, дело не терпит отлагательств.