На золотых приисках

С утра двое рабочих заперли канаву, т.-е. закрыли

в нее доступ воды из Кундата. Оставлена была лишь

небольшая струя для бутары. Эту поставили на промытых

смывом песках. Пустили в колоду струю, и работа нача-

лась. Одни быстро накладывали заступами пески в колоду,

другие пробивали их гребками, сваливали заступами галеч-

ник в отвал. Налегали во всю силу, знали, что если

золото будет, то и деньги будут, и заработок верный обес-

печен. Особенно далась тяжелая накладка песков в колоду.

Промывка велась лихорадочно быстро, и поэтому нельзя

было мешкать—приходилось безостановочно нагибаться,

черпать, бросать и снова нагибаться, черпать, бросать.

Во время перерывов на чай воду пускали мимо колоды

и самое колоду заваливали песком, чтобы кто-нибудь не

соблазнился возможными на дне ее золотинами (самород-

ками).

Когда было пробито, считая тачками, свыше полуторы

сотни их, Петр Иванович прекратил работу.

— Снимайте, Трофим Гаврилович.

Адрианов уменьшил струю и осторожно начал смывать

последние остатки песков. Среди них зачернел шлих. Все

с напряженным вниманием следили за руками работа-

вшего.

Дно колоды почти очищено от песка. Шлих сгребается

в одну кучку.

Струя воды еще ослабляется. Последняя, осторожная

промывка.

— Нет золота,— брякает сумрачно Никита.

Я не решаюсь посмотреть на Петра Ивановича.

Адрианов криво и жалко улыбается. Дрожащими руками

отделяет с помощью магнита щепотку мелких зернышек

от шлиха, сгребает ее на железный исачек и исачек ставит

на горячие угли. Золото обсыхает. Прикидывает на разно-

весах— сорок пять долей.

Это были гром и молния с безоблачного неба, Это обоз-

начало тягостные разговоры с рабочими, недоедание, уни-

жения, мучительное искание выхода.

После бурного и дождливого дня тучи расходились.

Ширилась ясная, холодная голубизна, начинавшая с краев

зеленеть. Из-за потемневших гор упал на бутару последний

золотой луч. Надвигались холодный вечер и еще более

холодная ночь. Между тем все промокли, и надо было

сушиться. Смен не было.

Затрещал яркий костер. Кто сушил промокшие белье и

одежду прямо на себе, приближая к горячим извивам пла-

мени то спину, то грудь, то ноги. Иные снимали с себя

рубахи, сушили их над огнем и затем, надев, тем же поряд-

ком принимались за сушку штанов и портянок. От всего

этого кругом костра стояло облако испарений.

Петр Иванович с Адриановым сидели невдалеке на сва-

ленной пихте. Петр Иванович сразу осунулся. Он сидел

вытянувшийся, застывший, как будто увидел что-то порази-

тельное и ужасное. Немного спустя на том же месте сидел

состарившийся больной человек. Он сгорбился, голова его

была опущена на ладони рук.

— Что же будем делать завтра? — спрашиваю Адриа-

нова, укладываясь спать на татарской постели.

— Не знаю. Думаю об этом.

— Утро вечера мудренее, — сказал Иванов.

Его голос был бодр, на лице светилась улыбка. Что ему

эта неудача? Он был здесь не ради золота и радовался

свободе, синему небу и бурному пульсу жизни.

Из каждого трудного положения есть выход. Это знает

любой бывалый человек.

Хорошо знал это и Петр Иванович.

Как ни сильно поразила его последняя неудача, все же

утром он уже смог взять себя в руки. Из всех неприятных

выходов надо было выбрать наименее неприятный. За такой

пришлось счесть поездку в Томск к сильным деньгами. Пред-

стояло кого-то убедить, что золото нащупано, что еще немного

трат, немного усилий — и можно будет жить припеваючи.

Рабочие, кроме неизменных Никиты и Матвея, были

отпущены с обязательствами. Степной связал на р. Кие

плот, и быстрая река понесла его к Мариинску, где он

должен был сесть на поезд к Томску.

Мы же, оставшиеся, занялись приготовлениями к зиме.

Косили траву для Маруси и клали высокие стога сена.

Припасали дрова. Утепляли помещения, конопатя щели,

заделывая дыры, устраивая окна.

Женщины собирали и сушили ягоды и грибы.

Дней через десять прибыл на стан верховой почтарь

Сироткин и передал письмо Адрианову.

— Страшно вскрывать ... — говорит Адрианов, доставая

письмо из конверта.

Читает про себя. Царит полная тишина. Я и Фаина

Прохоровна напряженно следим за выражением лица Тро-

фима Гавриловича.

— Ну, что пишет, говори же, — сердится Фаина Про-

хоровна.

— Слушайте, — и Адрианов читает:

«Дорогой Трофим Гаврилович, дела устроил как будто

ничего. Продал Запасный, и на вырученные деньги поста-

вим гидравлические работы на Веселом. Переговорите со

Степановым, не сдаст ли нам в аренду помещения — для

нас, для рабочих и под имущество. Постарайтесь не слиш-

ком дорого.

На днях приеду сам и доставлю необходимое оборудо-

вание и припасы. Всего лучшего. П. Степной.»

Настроение сразу у всех поднялось.

На радостях Фаина Прохоровна дала к ужину вдвое

больше простокваши, чем обыкновенно, за чаем же оказа-

лось на столе земляничное варенье, сваренное на каком-то,

несомненно контрабандном, сахаре.

Утром Андрианов уехал на гнедке к Степанову. Степа-

нов— мелкий золотопромышленник. Он живет на своем

маленьком прииске, который уже весь выработался, и зани-

мается пчелами и коровами.

От его прииска до Веселого, где должны были вестись

гидравлические работы, насчитывалось версты три. На

Веселом никаких построек не было, и поэтому Петр Ива-