На золотых приисках

Самое лучшее из всего, что я сейчас переживаю, это

утренний переход на работу. Встаем рано, часа в четыре.

Пьем чай и идем. Небо совершенно голубое, чистое, не

видно ни одного облачка. Из-за лесистых гор только-что

вознеслось свежее солнце. Горы окутаны нежнейшей сизо-

вато-фиолетовой дымкой. Тени еще не выстудили, и горные

массивы походят на гигантские силуэтные декорации, по-

ставленные одна позади другой, одна выше другой. Цвет

их постепенно бледнеет. Впереди стоят темно-зеленые,

кзади ушли светло-зеленые дымчатые. Кругом зеленый

ковер тайги усыпан массою цветов.

Везде сверкают ярко-оранжевые огоньки, лиловые коло-

кольчики — словно фонарики, какие-то розовые чашки, в роде

мака — и тысячи других цветов. Тайга от тропки отошла

вверх и вниз, к реке, по оставила после себя отдельные

группы стройных елей, пихт, березок и рябин.

Воздух наполнен щебетанием птиц, то и дело пересе-

каются звонкие ручьи и речки, в лощинах погружаемся

в застоявшиеся волны утреннего холода. Серебрится иней,

горит пламенем крупная роса. Все сияет, уютно каждое

местечко. Впереди же — заманчивая горная даль. Кажется,

шел бы и шел по этой вьющейся узенькой тропинке.

Но рабочие были недовольны этим хождением и, чтобы

освободиться от него, устроили на месте работ шалаш из

веток и бересты. Тогда в шалаше поселился и я, и только

Адрианов и Степной жили на Степановском прииске. Однако,

ужился я в шалаше недолго.

Задул холодный ветер с дождем.

Все возвращались с работ в шалаш мокрые и, ложась

спать, развешивали одежду и белье по всему шалашу.

Везде болтались и мазали мокрые вонючие портянки, про-

потевшие рубахи, штаны. Воздух от испарений становился

тяжел и вызывал головную боль. Кроме того, один из рабо-

чих был, видимо, болен туберкулезом и, не считаясь ни

с чем, плевал во все стороны, так что нельзя было ступить,

не попадая на его отхаркивания. В результате я с парнем

Митькой перебрались жить под густую ель, хорошо защи-

щавшую нас от дождя своею густою системой веток.

Наконец, приготовления закончены.

Вода приведена, сплотки готовы, трубы составлены.

Остается лишь привинтить водобой с кольцом и направить

в трубы воду, пока бегущую мимо них мутным по-

током. Установив надлежащим образом водобой с по-

мощью подставок и подвесок, Адрианов распоряжается

дать воду.

Гигантская слегка изогнутая струя вырывается из

носовки. Струя так плотна, и вода в ней движется так

быстро, что кажется, будто неподвижная стеклянная дуга

протянулась от носовки до забоя пласта.

У выхода из кольца струя тверда, как лед.

Подобно непрерывно падающим артиллерийским снаря-

дам бьет струя в пласт. От ее могучего напора тает креп-

кое подножие пласта, словно оно сложено из снега и в него

бьет круто кипящая вода.

Забой окутан бурым облаком из въедающейся в пласт

массы воды, распыляющейся в целую тучу брызг и струй,

увлекающих с собой все, что есть в забое. Взмываются во

все стороны пласты песка, отрываются прочно залегшие

пудовые валуны, бьют один другого, крошат уплотнившиеся

комы глины, истирают их в порошок и промывают каждую

крупинку. Ни одна, даже самая ничтожная золотинка, не

останется в комке и не уйдет с ним, если только она сама

не слишком тонка и легко переносима.

Дальше и дальше въедается струя в нижний слой пласта.

Огромной глыбой висит он над плотиком.

И вдруг тяжело отрывается от склона и обрушивается

вниз. Тогда «брызгало» направляется на эту груду, и струя

начинает ее крошить, протирать и промывать, выпуская

из нее бурый поток и толкая вперед стаи валунов и кучи

гальки.

Несколько дальше этот крупный материал начинал задер-

живаться, а еще дальше задерживался и эфель.

Здесь приходилось помогать воде.

Рабочие, стоя по колена в воде, заступами прогоняли

пески дальше, гальку вышвыривали вон на стороны, так

что по бокам русла нарастали валы — галечные отвалы.

Крупные камни извлекались прямо руками.

Иногда Адрианов уходил от водобоя осмотреть сплотки—

не промыла ли вода где-нибудь втихомолку щель меж досок

сплотка и не уходит ли мимо труб? Тогда я становился

на его место и вел работу брызгала. Большое наслаждение

испытываешь, держа в своих руках сосредоточенную, струя-

щуюся силу водной стихии, распоряжаясь ею по своему

усмотрению, шутя ворочая и истирая в порошок целые

горные хребты. Невольно гордишься силою человеческого

ума, овладевающего силами природы и заставляющего эти

силы служить человеку. Ты, вода, засыпала золото горами

песков, нарастила на них густую тайгу — так сама же

и снимай их с золота.

Одно лишь плохо было в этом явлении торжества чело-

века— неравенство. При успехе работ результаты их не

одинаково всех обрадовали бы. Одним успех принес бы

светлый праздник, другим же лишь несколько лучшие усло-

вия труда.

Эти горькие мысли особенно животрепещущи были внизу,

в канаве смыва. Приходил Адрианов, принимал от меня

водобой, и я спускался вниз, брал в руки заступ и, войдя

в воду, греб эфель вниз за водой, бросал на сторону гальку

и выкатывал к берегу крупные валуны,

К вечеру уставшие, мокрые и голодные подымались на-

верх из огромной вымоины, обнажившей глубокие недра

земли.

От вымоины вниз уходил глубокий открытый туннель,