«Наш всероссийский сумасшедший, — тотчас пояснили Воливач и Лемтюгов. — Неймется генералу Судских».
18-Набат
Требовали суда над ним, Воливач ответил: на больных не обижаются.
Гречаный сознавал, что с каждым днем его позиции становятся шаткими и надежд на улучшение нет. В который раз россияне предали забвению своих спасителей. В который раз тень ползучего бунта накрыла Россию...
До выборов оставалось три месяца.
Неожиданное происшествие заставило насторожиться враждующие стороны: простудился и в три дня угас патриарх. Ни у кого не вызывало сомнений о единственном преемнике патриаршей митры, и сам Ануфрий при живом владыке открыто примерил патриаршие одежи, любуясь митрой на своей голове.
Вызов к владыке он воспринял уже ненужной обузой, с раздражением: не хотелось перед торжественным обрядом бередить душу былыми проступками: а владыка не преминет попенять ему, постращать на будущее. Ну зачем это? Господня воля на то: один возносится к престолу Всевышнего, другой занимает престол усопшего. Свят, свят, свят...
Ануфрий шел к патриарху через силу.
Колючие глазки встретили его с порога опочивальни. С киота предостерегающе грозно караулил Ануфрия острый зрак Спаса-нерукотворного. Он смиренно опустил свои.
— Я не за тем позвал тебя, — сразу понял душонку своего одессного патриарх. — Смог отрешиться от буйства плоти, и слава Создателю. Я своего решения не изменю и некому боле занять мой престол. Аминь. Иди.
Ануфрия изумила краткость напутствия, но едва он повернулся к выходу, озадачился сильнее изумления: из полутьмы опочивальни выступил чернец Пармен, давая понять, что у владыки остались дела поважнее.
Побаивался Ануфрий Пармена, Вслух о нем не высказывался, как и другие, лишь братие семинаристы окрестили Пармена «отцом-инквизитором».
«Стало быть, Пармену, а не мне отдаст владыко на сохранение святая святых...» — защемило сердце у Ануфрия. Бу
дет он всего лишь временщиком. Зело опечалился Ануфрий, испортил владыка ему праздник...
— Присядь у изголовья, брат Пармен, — тихо проговорил патриарх. Говорил он четко, раздельно, дышал с большим трудом.
Пармен примостился у самого верхнего краешка постели, ухом изогнулся к самой голове владыки, карауля каждое слово.
— В служении Творцу, — говорил патриарх, — единожды я взялся властию своей решать самочинно превеликое дело, потому лег на меня превеликий грех и кара ждет превеликая. А грех мой в том, что я самочинно благословил союз Святой церкви с Антихристом и до сей поры способствовал этому. Смекаешь, брат Пармен, ради чего это содеяно? — спросил владыка и передохнул.
«Ради приумножения богатств и власти Церкви», — про себя отметил Пармен и лишь чутче пододвинул ухо свое к изголовью.
— Нет, Пармен, богатства наши не в великолепии храмов, тугости мошны церковной, не в землях и умножении приходов. Знай же, выбрал я из двух зол меньшее. Дав согласие на поддержку проклятых коммунистов, я тем самым закрыл доступ иноверцев к российским верховьям. И ты помогал мне в том. Знай же, Пармен, нам нечего делить с католиками, а мусульмане никогда не будут владеть Русью. Знай же, Пармен, злейший враг Православия — иудеи, перечитай в моей библиотеке письма пресвитера Александрийского Ария и «Пир» его. Книга сия древнее Писания, потому и отнесена к ереси.
18* |
Пармен сразу отметил, что владыка не назвал Ария ересиархом, как прежде, и прежде он столь открыто не разрешал ему копаться в патриаршей библиотеке, где собраны книги ереси почище «Фалий» и «Пира» Ария Александрийского. Да и суть-то ереси сводилась от утверждения Арием, что Иисус Христос — творение Бога, а не как сын Божий и Бог. Вот это как раз изо всех сил притягивают за уши иудеи, а вслед за ними и Церковь.
547
Пармен внимал патриарху дальше. Тот передохнул и продолжал:
— Иудеи, подобно тле, проникают в наши ризницы, находят закутки в храмах и выжидают своего часа. Это и есть подлинный Антихрист. Коммунисты — это свои заблудшие овцы, их власть развращает мирян, она зыбка, и только в храм Божий они приходят рано или поздно. Они русские. А иудеям наше естество отвратно, они служат своему Богу, который повелел им плодиться и размножаться на земле нашей и сделать ее своей вотчиной. Вспомни, сколь исхитрялись они, чтобы не утерять власти при Леониде-нечестивце, вспомни, как торжествовали они, когда Бориска-алкоголик потворствовал им. А после? Я один, взяв непростительный грех на душу, воспротивился им. А помогал мне в том генерал Шумайло опальный, он один вел тайный список козней иудейских. Мною он воздвижен на высокий пост, не мною жизни лишен.