Nabat_1

— Сын опять в госпитале, жена причин не объяснила, про­сила немедленно приехать.

Гречаный секунд пять молча дышал в трубку. К любов­ным выкрутасам Судских прибавилась болезнь сына. Лихой компот заварился.

— Ты горячку не пори, Игорь. Я по своим каналам свя­жусь с госпиталем, выясню. Если дело срочное, дам вертолет и полетишь сразу. Полчасика подожди...

Через двадцать минут он перезвонил:

— Страшного ничего нет, но диагноз врачи поставить не могут. Лети, машину за тобой я выслал. Держи связь со мной.

Трех часов не минуло, а Судских уже вели по коридору к палате сына. Шаг быстрый, как на пожар, белым флагом раз­вевается халат на плечах. Вровень спешащий главврач на ходу поясняет:

— Случай неординарный. Парень здоров, перенесенные им побои никак не отразились на нем. Понимаете, какая шту­ка: все органы функционируют нормально, а парень сохнет на глазах. Настолько ослаб, что ходить перестал со вчераш­него дня. И ни на что не жалуется. Ничего понять не можем.

— Может быть, вирус какой?

— Все виды исследований проводили! Ничего не нашли.

— А как другие члены экипажа?

— Делали запрос, Игорь Петрович, — расторопно объяс­нял главврач. — Все здоровы.

Недоумения Судских не выразил. В подсознании пикал слабый сигнальчик, будто бы Судских знал причину болез­ни сына заранее, только не обнаружил пока в своей памяти.

У постели сына сидела жена. На входящего мужа она по­смотрела отрешенно, поднялась со вздохом и отошла к окну. Будто бы и она знала причину заболевания, недоступную ме­дикам и вообще посторонним, подобно ее мужу...

До пояса укрытый простыней, сын казался большой кук­лой, которую дети раздели догола и общипали на голове во­лосы. И тот же нездоровый цвет искусственного тела.

— Па, — приветствовал его сын, едва приподняв правую руку.

— Что ж ты, сынок, расхворался? — спросил Судских огорченно, а жена осуждающе повернула вполоборота лицо: вот так отец...

Сын едва скорчил гримасу улыбки. Это стоило ему уси­лий, и глаза закрылись.

— Игорь Петрович, — зашептал главврач, — достаточно. Сейчас он потеряет сознание.

Жена взяла Судских за рукав и просто выдворила из па­латы. В коридоре она прижала его к стене: глаза — в глаза, ее были полны страданий.

— Я знаю, что у него. Севка не выкарабкается.

— Что у него?

— Дочь объяснила. Это не болезнь, не вирус. Это митра.

— Какая митра? — нахмурился Судских. Жена отстрани­лась и, горестно заплакав, опустила голову.

— Это расплата за деяния отцов-царей. Какой ты царь, Судских?

И опять слезы без пояснений.

Судских скрупулезно перебрал в памяти возможные случаи, где сыну пришлось бы отвечать за его поступки. Лайма? Всево­лод — взрослый человек: если случится развод, он поймет его. На алименты, во всяком случае, подавать не придется...

«Господи! — обожгло его. — А злополучный рейс «Аде­лаиды»?»

Через пять минут, неуклюже ободрив жену, он звонил из кабинета главврача Гречаному:

— Семен, нельзя ли выяснить судьбу оставшихся в жи­вых террористов?

— Уже знаю, Игорь. Знали спустя сутки после захвата по своим каналам. Считали даже, что израильтяне морочат нам голову.

— Тот же эффект?

— Тот. Их поместили в камеру и постоянно наблюдали через глазок. Лежат оба на нарах и лежат без движений. Во­шли утром — обнаружили два трупа, кожа да кости.

— Севка, единственный из экипажа, кто прикасался к ра­кетам... Что такое митра, Семен? Только не головной убор. Не слышал?

— Слышал с пятое на десятое. Лидеры митраизма, осквер­нители Христа. По легенде, их дети иссушались подобным об­разом. Ты только не зацикливайся на сказках. Сказка — ложь...

— Я думаю, это связано с Зоной, ракетами и всей чертов­щиной последних лет. Ладно, потом поговорим. Вернусь к вечеру.

Вошел главврач. Судских спросил:

— Сына можно спасти?

— Знать бы от чего, Игорь Петрович. А дочь ваша сказа­ла, что ему дарована вторая жизнь. Не знаю, как отнестись к этим словам...

Не переспросив, Судских отправился в палату сына.

Едва ступив в палату, он резко ощутил отсутствие чего- то. Сын лежал с закрытыми глазами, на лице печатью засты­ла усталость. Жена плакала в его ногах.

«Душа отлетела, — остро почувствовал Судских. — Вот что исчезло». Недолюбил он сына, не защитил, не спас... Плечи жены сотрясали рыдания. «А я ни слезинки», — по­думал он рассеянно: из-под дико саднящего сердца, от горя, колотящегося изнутри, не прорвалось естественное чувство — не облегчить комок души.

Сына хоронили в Москве на следующий день. После по­хорон дочь с внуками сразу засобиралась назад в Индию, уго­ворила мать.

— И ты приезжай, па. Оставь свою непонятную службу. У нас тебе все будут рады, места хватит, чего под старость лет куковать? Поехали, па? Я тебя многому научу...

«Какие у нее глаза, — рассеянно отмечал Судских. — Не русские. А были русские, с поволокой, теперь глубокие, пол­ные непонятных тайн. Мне уехать в Индию? Что я там за­был?..»

Он до сих пор толком не знает, чем занимается его зять. Спросить стыдно. Ладно, как-нибудь потом...