Дня через три Марья отошла, с обязанностями посудомойки смирилась. Потом Триф подсунул ей способ заварки чая по-китайски, как бы между прочим научил готовить гренки, салаты. Марье поначалу страшно нравилось кричать из кухни: «Мальчики, питаться!» Потом приелось. Сидела сиднем у себя наверху, спускаясь, хамила и огрызалась, таскала у Трифа морковку. И опять на нес ноль внимания. Не с кем поговорить! Один в книжки зарылся, другой — вдох, два выдоха.
На дворе тем временем проявлялась весна, опять надвигались какие-то перемены. По телевизору мало что сообщали членораздельно, как будто крутили по случаю купленный на студии Довженко сериал без конца и начала, ни дна ему, ни покрышки. Вроде во здравие — наступает эра величия России, за упокой — непрерывно бардачило и преодолевалось. «Голоса» глушили, но мощный приемник обстоятельно докладывал о голодных бунтах, о забастовках, о применении слезоточивого газа и дубинок. Судя по продуктам, которые привозила новая смена, зима двухтысячного выдалась скупой, а к весне обещали съезд партии. Старые люди помнили знаменосные былые партайги, после которых, как в миске постного супа, хрен выловишь да медную пуговицу. И вовсю старались попы: раздолье выпало волосатым наставлять о смирении духа и тела! «Итак, братие, будьте долготерпеливы. Вот землепашец ждет спелого плода трудов своих, а время не приспело. Укрепите сердца свои, пришествие Господне идет».
А «Голос Америки» предупреждал о готовящемся перевороте. Власть с благословения Церкви ужесточает меры.
Выслушав это, Триф раздраженно заметил:
— Качнулся маятник в обратную сторону, движение от павлов в савлы началось.
— А что делать, мужики? — подала голос Марья.
— Тебе посуду мыть, мне обед готовить, Аркадию дрова рубить, — нехотя ответил Триф.
— Жрачка, жрачка! — нервно засуетилась Марья. — Слышали, что вокруг делается?
— А что делается? — будто не понял Триф. — Жизнь идет...
— Какая жизнь? — оскорбилась Марья. — Бастовать надо, требовать!
— Поедим и пойдем, — заговорил и Аркадий. — Пойду древко для флага делать. Под каким флагом удобнее?
Марья по привычке хотела ответить дерзко, но сдержалась, скорее осеклась: похоже, неправильно она понимала этого бравого хлопца, не хотел он воспринимать ее всерьез.
На митинг никто не пошел. Однако, едва Аркадий, прихватив колун, вышел к поленнице, Марья скакнула следом:
— Аркаш, а Аркаш...
— Ну? — обернулся к ней Левицкий.
— Ты прости меня зато...
— За что?
— Вообще прости за мои прибамбасы, нахаловку, что пургу гнала.
—- Считай, ничего не было, — перехватил колун ловчее Аркадий.
— Нет, вправду, прости. Я ведь не дура, не шалава с трех вокзалов.
— А по тебе видно, — улыбнулся он.
— Что видно?
— То и видно. Таких, как ты, для непорочного зачатия подыскивают, дева Мария.
— Ну сказал! — вспыхнула Марья, хотя сказанное понравилось. — Это ты про то?
— И про это тоже.
— А я тебе нравлюсь? — закокетничала Марья.
— В каком смысле?
— Ну, вообще, — опустила реснички она.
— Со страшной силой! — сказал Аркадий и одним взмахом развалил сучковатое полено надвое.
— Нет, ты вправду...
Аркадий придержал новый взмах:
— А если вправду...
Говорить — подрасти, мол, там видно будет -— Аркадий не хотел. Девчонка с характером, обуздать ее нрав можно откровенностью, искренним теплом или твердой надеждой, что пыл ее не погасят насмешки.
— Мне, Маша, боевая подруга нужна, — решился Аркадий. — Чтоб в огонь — не обожглась, в воду — мокрой курицей не вышла, а под медные трубы — королевой выглядела. Смекаешь?
Вдох, два выдоха. Она кивнула быстро, боясь пропустить самое главное.
— Мне жена нужна, Маша, — закончил он кратко и принялся за дрова.
Марье ничего не осталось, как идти назад.
— А если я приготовлю обед? — спросила она стеснительно у Трифа, который хлопотал на кухне.
— Поп... попробуйте, Марья, — столь же робко ответил он. — Я помогу.
И как-то отошел Аркадий на второй план, уступил место Трифу.
«Понимаете, Маша, — поучал он, — таинств нет вообще нигде, а в готовке в частности. Нужен смак. Продукты можно испортить тремя способами: переварить, пересушить, пережарить. Если этого не случилось, тогда вы можете давать название тому, что у вас получилось. Допустим, вы готовите обычный суп, а картошку бросили раньше мяса. Тогда дождитесь, когда она сварится, и подавайте на стол под названием «Квазицкая уха мясная». Вкус будет специфический. Дурак не заметит, умный не скажет. Под впечатлением от названия ваши едоки съедят все, выпросят добавки, а пока они не прислушались к своему желудку, скормите им остатки, ибо основная заповедь хозяйки: «Чем в таз, лучше в вас».
Пока никто не отравился», — отмечал Триф всякий раз после еды, хотя Марья полагалась не только на теорию, а дергала Трифа постоянно, отвлекая его.
— Маша, достаточно! — взмолился он однажды. — Либо вы аки Христос в пустыне, либо я возвращаюсь к обязанное* тям главного кормильца.
— А чем он занимался в пустыне? — сглаживала выпад Марья.