Набат 3

Толмачев сознательно распорядился подобным образом. До встречи с новеньким хотелось хоть что-то узнать о нем — обычная защитная реакция при встрече с сильной натурой, чтобы не попасть под ее обаяние, а что новенький натура сильная, Толмачев теперь не сомневался. Обычно работники секретных служб зря не наговаривали на доставленного пациента. За бытность Толмачева на посту главврача закрытого спецучреждения особых пациентов перебывало больше десятка, и каждый попадал в разряд особых не зря. Их доставляли без документов, под вымышленным именем чаще всего, и сам Толмачев в беседах с такими устанавливал, кем они были в прежней жизни. Некоторых он узнавал, виденных до встречи здесь на экране телевизора или на фотографии в газете. Особый статус самого Толмачева не позволял делиться впечатлениями нигде, иначе, он понимал трезво, его не просто вышибут со службы, а и в землю вобьют по самую репицу. Пусть времена меняются, сыск вечен, а в подтверждение тому оставались спецлечебницы. Дантесы оставались забытыми, графы и графини Монте-Кристо отверженными, их приюты закрытыми, а жизнь текла мимо без их участия. Люди мало задумывались, куда девались прежние герои, вспыхнувшие молниями над ними. Где Оболенский, где Казанник? Ага? Да живут где-то. Ага… Молнии путают обывателей. Конечно, оно приятно посудачить о грядущей буре, а то и себя причислить к буревестникам, пока не каплет. Совсем уныло без освежающего дождя, зато портки сухие. Толмаче» изредка посмеивался про себя, что мог бы взбудоражить обывателей признаниями, но он охранял тайну, причисляя себя к неприкасаемым. Тем и жил, не страшась перемен, как паук в укромном местечке, поджидая новую жертву. Пусть Луцевича пучит от заслуг, а его дело терпеливо дожидаться: не сверзится ли новоявленный Фаэтон с небес прямо в распахнутую паутинку? Вот тогда и поговорим, кто удачливее. Очень поговорим!

Забубенный появился в кабинете как всегда: будто отделился от двери и застыл недоуменно — чего это я тут забыл?..

— Как самочувствие, Наполеон? — задал участливый вопрос Толмачев, мало заботясь о самой участливости.

— Сами знаете: между хреново и очень хреново.

— Из Африки уже вернулись?

— Вчера. С первым гвардейским батальоном.

«Так, — вычислил Толмачев, — новенький уже проявился, работу с Забубенным начал».

— Теперь в консулы, там и в императоры?

— Наполеонов без меня хватает, не хочу.

«Уважает новенького», — отметил Толмачев. Спросил прямо:

— Новенький не мешает?

— У него свои проблемы.

— Сир, а что это лицо у вас постное, не подлянку ли замыслили?

— Не до подлянок мне, какие подлянки! — прорезалось живое в Забубенном. — Отмените этот аспидный, сил нету!

— Как? Не отменили мезапам? — изобразил искренность Толмачев. — Батюшки! Что же вы молчите? Сегодня же перестанут колоть вас мезапамом. А соседу вашему я, пожалуй, назначу… для начала френолон. Только для начала…

Забубенный ухом не повел, хотя за бытность свою здесь назначение многих препаратов знал неплохо от медсестер. Френолон заставит соседа ощутить страх, он станет метаться по палате, ему запретят прогулки, а потом заколют аминазином. В результате через месяц превратят соседа в тряпку, ветхую и никому не нужную. В том случае подобное с ним произведут, если поступила команда извести пациента. Знал Забубенный такие случаи, сам прошел этот этап. Теперь он никому не опасен, значит, не нужен. Глядишь, скоро выпустят. Как прошедшего школу псих-Беломорканала. Он неотрывно смотрел в окно. Оно в кабинете главврача не забрано решеткой, перед ним молодая липка. К осени ее листья налились янтарным золотом. Манят сладко, как мед…

В первые свои дни в психушке-Забубенный сделал попытку взлететь ласточкой в это окно. Полет прервали сразу и познакомили с аминазином. Это не мел…

Толмачев определился для встречи с новеньким и отпустил Забубенного, ласково заверив об отмене всех сильнодействующих препаратов. Чтобы он приглядывал за новеньким.

— На всякий случай, — добавил Толмачев. Забубенный этот случай уяснил и кивнул знаком понимания задачи.

Обычно пациенты входили к Толмачеву в сопровождении одного, а то и двух санитаров, а тут новенький появился сам, остановился в дверях с немым вопросом. Толмачев вздрогнул, не ожидал такого.

— А санитары? — вкрадчиво спросил он, выгадывая время.

— Остались там, — просто ответил новенький и кивнул за спину.

Толмачеву не понравилось, как изучал его новенький. Так обычно он разглядывал пациентов.

— Проходите, садитесь, — справился с собой Толмачев, жестом указав на стул рядом со столом. Взялся за авторучку, хотя минуту назад писать не собирался. Приходилось собираться с мыслями, случай незаурядный.