Набат

Яша сидел на корточках и пересчитывал патроны. Да разве бы Асланбек встретил его так?

— А если точнее?

До чего нудный голос у него.

— Двести сорок один патрон, шесть гранат, из них три «лимонки», две бутылки с горючей смесью, — Асланбек приложил руку к виску. — Разрешите вольно, товарищ полковник?

— Не дури… И у меня две «лимонки», сто десять патронов. Неплохо! Слушай, Бек, — Яша сплюнул в сторону. — Мы сегодня уложим кучу гадов.

— Ты и я? — съязвил Асланбек.

— Сухарей бы на всякий случай прихватить.

Яша потер рукавицей нос:

— Считай, тогда мы экипировались.

— Ну, как там немец? — спросил появившийся Матюшкин.

— Спит, — устало ответил Асланбек.

— Как дома с Греттой.

Яша поднялся:

— Молодец, Асланбек, к немцам ходил, как будто в парке культуры и отдыха прогулялся.

Пришел Веревкин:

— Здорово, Матюшкин.

— Мое вам, товарищ сержант.

— Поздравляю! Лейтенант приказал принимать тебе отделение.

— Мне?! Ха! А ты?

— К батальонным разведчикам направил… Ну, пошел я. Пока, ребята.

— Веревкин! Товарищ сержант! — окликнул Яша.

Тот остановился.

— Что?

— Как же я?

— Взводный обещал присвоить тебе ефрейтора… Если ты останешься, конечно, жив после этого боя.

— Да нет, нас на кого бросаете, на Матюшкина?

— А что?

— Остались бы сами.

— Пошел к черту, Яшка, не растравляй.

— Ясно. А звание завещаю Беку.

— Товарищ командир отделения, разрешите отлучиться по нужде? — вдруг обратился Асланбек к Матюшкину.

— Нельзя, — отрезал тот.

— Почему?

— Сохрани в себе тепло.

Но Бек даже не улыбнулся шутке.

Яша запихнул «лимонку» в карман шинели.

В ожидании выступления выкурили самокрутку на всех, а когда пришла команда, дружно выбрались из окопов.

Передвигались, как и было велено, гуськом, короткими перебежками. Приказали лечь, — упали в снег. Казалось, закрой Асланбек глаза, так уснул бы, проспал сутки и двое. Чтобы прийти в себя, он провел лицом по снегу. Защекотало в носу, с трудом сдержался, чтобы не чихнуть.

— Вперед!

Поползли.

Капюшон лез на глаза. Заложило снегом нос, не замечал, как мороз обжигал горло. Снова отдых.

…Справа зачернела деревенька, и когда до нее оставалось метров двести, рота рассредоточилась, залегла цепью.

Тишина. Продвинулись еще шагов на сто.

Лежали, прислушиваясь, время тянулось томительно медленно. Может, немцы обнаружили роту и ждут, когда она поднимется, чтобы открыть по живым целям ураганный огонь?

Чем пахнет снег? Свежей сывороткой. Нет, скошенной травой. Втянул в себя воздух. Почудился разрезанный на две половинки арбуз, прямо на бахче рано утром, до восхода солнца. Задержал дыхание: липы так пахнут, как он сразу не догадался!

Между облаками появились серые прогалины. Рассветало. День будет солнечным.

Еще осенью, когда набрели в лесу на муравьиные кучи, он предсказал, что зима будет суровой, но Яша посмеялся над ним. Надо, бы напомнить ему об этом разговоре.

Морозный воздух распороло мощное «Ур-р-а-а!», и деревня ожила. Шквальным огнем встретили их немцы. Застонали рядом. С криком «Урраа!» бежал и Асланбек. Он не стрелял, ему нужно было увидеть цель, чтобы бить наверняка. Прямо перед ним под навесом у пушки копошились немцы. Он, плавно нажал на спусковой крючок: трах-трах…

Рядом с ним оказался Веревкин. Обогнал его, крикнул:

— Не отставай!

Вдруг сержант выронил из рук автомат, зашатался. Вгорячах Асланбек пробежал мимо, запоздало оглянулся, ахнул: Веревкин стоял на коленях, схватившись за живот.

Бегом вернулся к нему, но было уже поздно: сержант лежал на боку, скорчившись, и неподвижными глазами смотрел на Асланбека.

Вскинув руку, Асланбек прикрыл лицо словно от удара и быстро отошел назад, резко повернулся и только собрался бежать, как услышал за спиной голос Веревкина.

— Бек…

Оглянулся. Сержант лежал в том же положении, но водил вокруг себя по снегу рукой, нашел автомат и привстал на колени. К нему бросился Асланбек, зашептал:

— Ну… Вставай…

Асланбек подхватил его под мышки:

— Дорогой сержант…

Губы Веревкина дрогнули, и Асланбек ясно услышал:

— Вперед!

Отпустил его Асланбек, отшатнулся, и сержант отяжелел. Асланбек хотел удержать его одной рукой, не смог, и Веревкин упал лицом вниз.

Чирикнуло над ухом, и Асланбек присел. В этот момент сержант приподнял голову, Асланбеку показалось, что большие голубые глаза смотрели строго, и в них он прочитал укор: «Почему ты не в бою? Вперед!»

— Каруоев, ты что задержался?

Появился рядом запыхавшийся Матюшкин.

— Веревкин… убит.

У Матюшкина отвисла челюсть, но он приказал:

— Отвлеки пулемет на себя. Покосит всех.

Матюшкину надо, чтобы он, Асланбек, перехитрил немцев, вызвал огонь на себя. Ему приказано идти на верную смерть… Врешь, он не погибнет.

Пригнувшись, пробежал несколько шагов, затем упал в снег, пополз.

Стащил с головы шапку, поддев коротким стволом автомата, и отведя от себя, высунул, снова опустил. Отполз, оставил шапку на виду. «Отвлеки. Покосит всех». Горело лицо. Пулемет бил слева. Пригнувшись, Галя волочила за собой санитарную сумку. Упала. Убило?.. Приподнялся, чтобы пробраться к ней, опустился. Нельзя. «Отвлеки». Пополз на стрекот пулемета и, когда почувствовал, что он рядом, бросил гранату.

Пулемет захлебнулся.