— Немцы в теплых блиндажах сидят, а мы как кроты, как… в могиле. Почему? — Яша присел, но, не выдержав, встал.
Асланбек надвинул шапку на глаза.
— Мы не можем, — остервенело крикнул он. — Блиндаж построим, печку затопим и приказ придет: «Отходи». Кому достанется блиндаж? Кому? Немцу!
— Противно тебя слушать, — огрызнулся Яша. — Не надо, не сердись на меня, на себя, ни на кого. Всем плохо. У меня в голове все перепуталось. Ничего не понимаю. Отец говорил, учитель говорил, в военкомате говорили, в райкоме говорили, песни пели, а теперь что получается? Немец нажимает, нажимает, танки на нас пускает… А я что сделаю? Скажи. Гранаты где? Пушки где?
— Бек, как будто во сне все это.
В штабе армии беспрерывно звонили телефоны, командиры частей деловито докладывали о противнике. Телефонисты работали четко, не теряя ни на минуту чудом налаженную связь. Операторы штаба наносили на карты полученные данные, и вскоре стало ясно: противник по всему рубежу обороны левофланговой группы ищет слабое место, чтобы прорвать ее и просочиться в глубь боевых порядков.
Натянув капюшон на голову, Асланбек подоткнул под себя полы шинели. Ему показалось, что он отогревается. Отдыхали бойцы по очереди.
Людей во взводе осталось раз-два и обчелся. В отделении Матюшкина он сам, Яша и Асланбек, а участок обороны все тот же.
Ополченцев, тех, кто остался в живых, отправили на формирование, а пополнение не дали, обещали… Лейтенант говорил, что важно до прихода свежих сил продержаться. Как только сменят, полк отведут на отдых. Пока надо воевать за себя и за недокомплект личного состава, а недостаток в технике возместить героизмом каждого.
Немцев к Москве не пропустим, пусть и не думают, а вот с морозами нет сладу. В Осетии о таких холодах и не подозревают, расскажи — не поверят аульцы.
— Бек, милый, где ты там?
Кого это принесло?
— Аль оглох ты?
Это командир отделения Матюшкин, а кто с ним?
Узнал по голосу старшину. К начальству надо вылезать.
Шагах в пяти двое, в маскхалатах, склонились над станковым пулеметом. Оказывается, пока сидел в окопе, выпал снег, в воздухе кружились крупные снежинки. Высоко задирая ноги, направился к командирам.
— Подсоби, — попросил его старшина. — Рукавичку жалка, выронил, мать ее так.
Втроем перенесли пулемет в траншею, установили в ячейке Матюшкина, накрыли маскхалатом. Варежками стряхнули с себя снег. Против обыкновения, старшина не уходил что-то, отстегнул от пояса фляжку, глотнул из нее, крякнув, провел ладонью по усам.
Матюшкин выжидательно смотрел на него, но старшина повесил фляжку на место, проговорил:
— М-да… Такое вот дело.
Асланбек и Матюшкин переглянулись: что случилось со старшиной: расчувствовался, разговорился.
— У нас печь — не печь, а домна целая. Приеду, бывало, зимой из лесу, а жинка уже ждет.
Закурил старшина, предложил и Матюшкину, но тот отказался.
— Эх, полежать бы еще разок на печи…
Матюшкин притронулся к фляге, с надеждой, дрогнувшим голосом спросил:
— Полная?
— От ангины средство… Горькое, как хина.
— И у меня что-то болит, — покашлял.
— Пройдет. Ртом не дыши. Ладно уж, держи.
— Спасибо, землячок, — Матюшкин, хлебнув, крякнул.
— А где Яша? — спросил старшина. — Распустил ты, Матюшкин, подчиненных, — передал флягу Асланбеку.
— Сейчас был здесь.
Асланбек запрокинул флягу над ртом.
Старшина взял флягу, она была почти пуста, буркнул.
— Непорядок у тебя, товарищ командир!
Ему было неприятно, что Матюшкин догадался о спирте.
— Ты, Матюшкин, был пулеметчиком?
— В финскую.
— Так… Где все же одессит?
— Он как волк: ночью не спит, овцу ищет, — сказал Асланбек. — Не уйдет далеко.
Матюшкин засмеялся.
Вылез Асланбек из траншеи, осмотрелся и сам не зная почему, пошел по следу, углубляясь в лес, пока за деревьями не увидел друга. Но прежде он услышал его тяжелое дыхание, Яша что-то волок по снегу к воронке.
Присмотрелся Асланбек: убитого тянет.
— Князь, ты?
Не выпуская убитого, Яша присел, дышал так, что грудь вздымалась.
— Семь дел отложи, а покойника в последний путь проводи, — проговорил одессит и встал.
Отворотясь, Асланбек подхватил убитого за ноги, поволок:
— Спасибо тебе, Бек, думал, не осилю один.
Убитого опустили на дно воронки. Первым наверх выбрался Асланбек. Устало уронил голову на руки, закрыл глаза. Вот так похоронят и его, и Яшу, всех… Никто не останется в живых, если командиры не придумают, как остановить немцев. Во взвод дали пулемет. Где его взяли? Старшина же ругался, что оружия не хватает, куда только смотрят интенданты? В соседней роте, наверное, больше негде. Значит, надо ждать наступления на их участке.
— Старость — не радость, — сказал Яша и уселся рядом с другом.
Отдышавшись, сам закурил и Асланбеку протянул тощий кисет.
Правда, что табак успокаивает. Не затягиваясь, Асланбек задерживал дым во рту. Что в нем находят хорошего? Покашлял, но не бросил «козью ножку».