Наблюдатель

Тревор хорошо восстанавливался после операции. Пять дней спустя у него состоялся первый сеанс в Третьем крыле. Против обыкновения, выражение его лица было совершенно непроницаемым. Однако Каро уже знала его так хорошо, что почувствовала его сдерживаемое волнение, предельную сосредоточенность, решимость оценить происходящее настолько объективно, насколько это возможно для него.

Он лег на кровать, и Эйден подключил к голове провода. У Каро стиснуло желудок. Наконец-то она призналась себе в подспудной боязни того, что сеанс может изменить Тревора так же, как это случилось с Лоррейн. Тревор, с его отсутствием почтения к авторитетам и острым умом, когда-то в юности был настроен на монашество. Не может ли случиться такого, что он станет таким же тихим, таким же отстраненным от мира, как Лоррейн? Каро любила Тревора таким, какой он был. Ей не хотелось бы вдруг обнаружить, что у него завязался роман с Великой Космической Всеобщностью.

Потом наступил момент, который всегда вызывал у нее оторопь, а сейчас, когда дело касалось Тревора, в особенности: его сознание ушло. На лице не осталось ничего из того, что делало его Тревором.

Экран просветлел.

Изображение Тревора поднялось с кровати, но, в отличие от всех прочих носителей имплантов, не направилось к двери. Тревор на экране подошел к стене, взял одно из стоявших там кресел, перенес в середину комнаты и остановился рядом, положив руку на спинку. Он смотрел на дверь, явно чего-то ожидая.

Что же он делает?

Дверь открылась, и вошел Джулиан. Каро уловила всплеск изумления от Джулиана, находившегося в комнате неподалеку от нее, – «настоящего» Джулиана, как она мысленно назвала его, – а затем и неудовольствия. Значит, он не знал, что Тревор намеревался ввести его в свою альтернативную вселенную. Джулиан на экране прошел по комнате и обменялся рукопожатием с Тревором, немного неловко наклонившись через спинку стоявшего между ними кресла. Затем он вышел из комнаты.

Вошел Джордж – очередной всплеск изумления рядом с Каро, – пожал Тревору руку, вышел. Эйден, Барбара… Что Тревор делает? И что, теперь ее очередь?

Нет, ее там не оказалось. Следующим вошел Джеймс, потом Молли. После того как Молли ушла, Тревор обошел кресло и долго, несколько минут, молча рассматривал его.

Что за чертовщина?..

Кресло было совершенно непримечательным, таких здесь десятки: каркас и подлокотники из стальных трубок, сиденье и спинка обтянуты скучным темно-серым кожзаменителем. Вдоль стенки стоят точно такие же. Молли случалось сидеть на одном из них, возможно этом самом.

Сеанс резко завершился.

– Что это, черт возьми, было? – спросил Джулиан.

– Эксперимент, – хрипло ответил Тревор, все еще лежавший на кровати.

– Эксперимент? Каким же образом? Вы ведь даже из комнаты не вышли! К тому же соглашение об участии в нашем эксперименте, которое вы подписали, запрещает создание кого-либо из обитателей базы, что…

– Я отлично помню это, – сказал Тревор, – но ведь я не делал со всеми вами ровно ничего, только поздоровался. Вы не были объектами эксперимента.

– Мы не…

– Совершенно верно. Объектом было кресло.

Тревор сел, и Каро смогла получше рассмотреть его лицо. Ей случалось видеть подобные выражения на лицах, но это было уже давно. На лице Эллен рождественским утром, два десятка лет назад. На лицах Итана, Кайлы, может быть, даже на собственном. Выражение ребенка, смотрящего на чудесные подарки, лежащие грудой под сверкающей огнями елкой.

– Это реальность, – продолжал Тревор. – Это действительно реальность. Я создал это кресло в моей альтернативной вселенной. Здесь, в этой комнате, их четыре, а в моей ветви – пять.

Каро попыталась вспомнить, сколько кресел видела на экране, и не смогла.

– Шесть человек вошли в ту комнату и увидели это кресло. Они должны были увидеть его в той точке, куда я его поставил. После того как все они побывали в комнате и ушли, я попытался изменить кресло, как получится – представлял себе, что оно зеленое, или плетеное, или роскошное, с резьбой и позолотой, в стиле Людовика Четырнадцатого. Я разбираюсь в осознанных сновидениях, изучал их годами. Будь это сон или галлюцинация, я бы смог изменить кресло по своему желанию. Я делал это каждую ночь во сне с тех пор, как прочитал книгу Джорджа. Но я не смог ничего в нем изменить, потому что шесть других наблюдателей внесли свой вклад в его декогерентность, и оно существовало как реальность, а не как галлюцинация, сон или резко обостренное воображение. Такая же реальность, как и все, существующее в этой комнате в данный момент. Если кресло реально, то реально и все остальное в этой ветви вселенной. Теория Джорджа верна. Джулиан, она верна.

– Я в этом никогда не сомневался, – язвительно ответил Джулиан, но за ехидством Каро почувствовала сложную эмоцию, в которую входило и сожаление от того, что он сам не додумался до подобного эксперимента. – Барбара, что у вас?