Иуда, между тем, испытывал сильное нетерпение и внушенную первосвященником тревогу за жизнь Учителя. Не имея никакой возможности удалиться хотя бы на час-другой и открыть Каиафе место пребывания Иисуса, он нервничал, огрызался на шутки и замечания друзей, между которыми вдруг разразился старый спор, кто из них первый и кто последний и кому следует исполнить омовение ног всем братьям вместо служки. Обычно этот вопрос решал старший в семье, в их же обществе следовало ожидать решения Учителя, он же молчал. Спор грозил перейти в ссору, ученики готовы были нарушить традицию и возлечь для вкушения пасхи без омовения, как поднялся со стула Учитель, снял верхнюю одежду, опоясался полотенцем, взял принесенный глухонемым сосуд с водой и подал знак Иуде приблизиться. В смущении Иуда повиновался, а вслед за ним и другие. Тишина воцарилась в комнате. Никто не знал, как выйти из того положения, в которое загнали сами себя. Когда же очередь дошла до Петра, тот воспротивился: «Господи, ты ли намерен омыть мне ноги?» «Что творю, то уразумеешь после» – загадочно сказал Учитель. Петр не унимался: «Не омоешь мою ногу вовеки!» «А не омою, – громко, для всех, произнес Иисус, – не будешь иметь места рядом со мной». Петр и вовсе растерялся: «Не только ноги, но и руки, голову умой, но не гони меня!» «Тело твое чисто, Петр, – тихим голосом, чуть ли не шепотом, откликнулся Учитель. – Но все ли из вас чисты?»
Никто не услышал последних слов сердцеведа, никто, кроме Иуды. Не относится ли они к нему? Не торопит ли Учитель его, Иуду, сделать то, что предначертано ему делать? Не предупреждает ли он тем самым о скорой опасности? Может, вот сейчас, в этот миг откроется дверь и не знающие пощады убийцы ворвутся в дом?..
И дверь открылась. Вспотевший Иоанн Марк, от волнения заикаясь, прокричал:
– Посланец от Никодима только что предупредил – вышел отряд стражников храма и направился сюда. Надо немедленно уходить!
– Откуда они знают, где мы? – зарычал Петр. – Мы сами час назад не знали, где справим пасху. Не ты ли, малец, проболтался?
Юноша с возмущением двинулся к Петру. Остановил его спокойный голос Учителя:
– Не говорил ли я вам, что без веления Отца нашего ни один волос не упадет с головы? Что предначертано, то и сбудется. Пока же, говорю, еще не пришло время моей смерти и вашей погибели. Отряд стражников не за нами идет, у Каиафы есть и другие заботы.
Как же воспылало сердце Иуды, всегда стремящегося занять особое место в сердце Учителя! Он знает о моей миссии, – пела его душа. – Он знает, что будет спасен. Потому и спокоен. В отличие от всех этих недоумков, изображавших преданность и любовь, а на самом деле мечтавших об одном: как можно скорее занять судейские кафедры. Он видит их всех насквозь.
Учитель, омыв всем ноги, возлег у скатерти с обильной пищей, но не приступил еще к вечере. Оглядев смущенных друзей, мягко спросил:
– Ведаете ли, что сотворил вам? Вы называете меня Учителем, Господом, что ж, пусть будет, по-вашему. Но коли Учитель и сам Господь омыл ваши ноги, не следует ли вам поступать подобным образом?
Возвысив голос, продолжил:
– Всякий, кто возвышает сам себя, унижен будет, тот же, кто принижает себя, будет возвышен. Самый главный из вас должен быть как самый младший, а тот, кто правит, должен быть подобен тому, кто прислуживает. Скажи, Петр, кто важнее: тот, кто за столом или тот, кто прислуживает?
Петр в растерянности не знал куда себя деть.
– Не ведаю, Господи.
– Друзья мои, вы же были со мною во все дни испытаний моих. Когда призвал вас к служению, без денег, дорожной сумы и обуви, имели ли вы в чем недостаток?
– Ни в чем, – ответили ученики.
– А теперь на мне должно исполниться писание Исаии, именно: «Будет причислен к беззаконным». Знаете же, то, что написано обо мне, совсем близко, но не сей час.
Разгоряченный Петр, к тому же и лишней чашей вина, воскликнул:
– Я готов с тобой идти и в темницу, и на смерть!
Слабая улыбка тронула лицо Учителя:
– Ныне, прежде чем петух пропоет, трижды отречешься от меня, Петр.
Помолчав, добавил:
– По завершению вечери подними братьев. Пойдем в Гефсиманию, к Кедрону.
– Разве мы не переночуем здесь? – удивился Петр.
– Возьми с собой три факела, – не отвечая на вопрос, приказал Учитель, – и одеяла. Кажется, ночь будет прохладной. А теперь я часа два отдохну, ибо ночь для меня выдастся тяжелой.
Ничего не понял Петр, кроме того, что Учитель по какой-то причине считает необходимым покинуть теплый, гостеприимный дом и в кромешной тьме идти в Гефсиманский сад. Петр не понял, но Иуда оценил слова Учителя как указание действовать.
Второе искушение Иисуса