Наблюдатель. Фантастическая правда, или Второе пришествие Христа

– Слышал, Гость из Будущего, ты знакомишься с бытом и занятиями шумеров. Мы почитаем добро и правду, закон и порядок, свободу и справедливость, праведность и сострадание. Мы не юлим, любим прямоту. И напротив, осуждаем беззаконие и беспорядок, насилие, грех, извращения, жестокость. Защищаем бедных от богатых, слабых от сильных. Не терпим насилия. Царь Урукагина, например, покончил в Лагаше со злоупотреблениями чиновничества, ревностно защищал вдов и сирот. Он ввел систему весов и мер, тем самым обеспечил честную торговлю на рынках. Он строго карал всех, кто, пребывая во грехе, смел повелевать, кто преступил установленные нормы, нарушил договор, кто благосклонно взирал на греховные дела, кто подменял малый вес большим, кто подменял малую меру большой мерой, кто, съев не принадлежавшее ему, не признал: «Я съел это», кто, выпив, не сказал: «Я выпил это».

Другой царь, Нанше, говорит: «Есть не только те, кто утверждает правду, мир, добродетель, справедливость, но и те, кто лжет, причиняет страдания, насаждает страх. И с ними царь обязан быть суровым и беспощадным».

Но мы умеем и повеселиться, любим мелодичные звуки арфы, поем песни и гимны, танцуем. Не желаешь ли ты послушать наших менестрелей и бардов? – И не ожидая ответа, подал знак трем юношам.

Гость ожидал услышать что-то веселое, но юноши поведали грустную историю о смерти отца и плаче его сына, оказавшегося далеко от смертного одра родителя. Исполнители прибегали то к речитативу, то имитировали рыдания и стон. Гость не все напевные слова понимал, но смысл был ясен. Заболевший отец посылает с гонцом весточку сыну, находившемуся далеко от родительского дома. Сын узнает о болезни отца и грудь его разрывается от горя, слезы ручьем стекают на сложенные руки:

В городе живший отец мой заболел!
Редкий человек, подобный драгоценному алмазу,
что находят лишь в отдаленных горах.
Он в жизни был честен, речью приятен,
красив фигурою и лицом,
в планах мудр, искушен в собраниях,
был человеком правды, богобоязненным.
И вот заболел! Не ест, угасает…
Вы можете себе представить:
воин, а теперь не двинет ногой…
Из его слабой груди слышится лишь стон,
и стонет он, раненый в бою, по детям своим.
Жена его, увы, ныне вдова,
мечется вокруг, словно смерч с моря,
радости не знает; жизнь ее потеряла смысл.
О, мой отец, да упокоится твое сердце!
О Нанна, да будет доволен дух твой!
Шумеры знают: смерть – милость богов,
А здесь, на земле, старейшины твоего города, о Нанна,
уже начали оплакивать отца моего.
Матроны твоего города испускают горькие слезы;
рабы остановили жернова
и пролили слезы по отцу;
домочадцы не знают предела горя.
Знай же, отец, твой сын
укрепит твои крепкие основы.
А человек, что убил тебя, понесет наказание.
Право на месть отдано
твоему личному богу.
Имена того человека и его отпрысков будут стерты.
Пусть их имущество, подобно летящим воробьям,
растворится в воздухе.
А твои дочери выйдут замуж,
А вдова твоя пусть здравствует,
А родня твоя будет множиться.
Пусть богатство окружают их день за днем,
а пиво, вино и все остальные хорошие вещи
в доме твоем не иссякнут.

Старик вытряхнул камешек из сандалии, помолчав, промолвил:

– Шумеры любят детей, ласкают и нежат, не загружают тяжелой работой, но и дети, вырастая, чтут отца и мать, заботятся о младших братьях и сестрах. Конечно, бывают исключения, однако таких людей мы не уважаем, избегаем их. Впрочем, я ведь обещал обратить твое внимание на молодежь, – вспомнил он. – Погляди на ту вон парочку, прислушайся, о чем они щебечут.

В сторонке стояли две девушки, одна другой шепотом рассказывала о своей встрече с юношей:

– Вчера вечером, когда я невинно пела и танцевала на небесах, мне повстречался Думузи. Он взял меня за руку и обнял.