Набоковская Европа

– И простите уж меня за любопытство, последний вопрос, – не выдержал Вадим, понимавший, что у него больше не будет возможностей узнать из первых рук восточную мудрость. – Ваш центр считается самым основным средоточием дзэн-буддизма в мире. Но почему? Ведь вы же люди западной культуры, как вам удалось перебуддировать – шутка! – восточных монахов?

– Истинный Восток начинается на Западе, а Земля вообще круглая, там, где для одник Восток, для других Запад, – Ринпоче почтительно сложил руки и откланялся, Вадим сделал то же самое и решил им не мешать. Судя по их статусу, они-то уже давно и про «му» все знали, и хлопок этот слышали, если сейчас пытаются уже в политику лезть, в которой, поди, тоже своих «му» предостаточно.

Жизнь повернулась новой стороной. Если раньше он лежал на диване, со злобой ожидая прихода жены с работы и звонков от не торопившихся с подачками работодателей, то сейчас он в этой же позе заставлял себя сосредоточиться на «му». Еще немного, и он улетит в этот буддистский астральный мир.

Через пару дней с ним опять связался либерал, «что из органов»:

– Вадим, у нас тут перед приездом далай-ламы такое закручивается! Приходи, есть возможность послать тебя на стажировку в будийский монастырь куда-нибудь, типа, в Непал. Парень ты толковый, справишься, тем более что и интерес к буддизму у тебя налицо.

Оторвавшись от дивана и неразгаданного «му», Вадим отправился в Комитет по делам религии заполнить анкету, в которой собственноручно подписал себе приговор под пару статей, в пункте «место работы» записав «практикующий буддист». Статьи за тунеядство и религиозную пропаганду никто не отменял, но ему было уже все равно, он представлял, как побреет свою пышную шевелюру и отправится на зону в буддийский монастырь. А через неделю выяснилсь, что его самооговор был ни к чему, вместо него послали проверенного кадра с партийным стажем.

– Я бился за тебя до последнего, – оправдывался либерал, – но нет у них к тебе доверия, а это место в монастыре очень необходмо для выполнения больших задач. Но ничего, не все потеряно. Я тут позвонил нашим в Министерство лесной и деревообрабатывающей промышленности, чтобы устроить тебя в их международный отдел на ставку. Работа не пыльная, переводики-рефератики всякие. Зато постоянный заработок, ежеквартальные премии и продовольственные пайки по пятницам. Ты посмотри – в магазинах-то пусто, а так хоть семью порадуешь. Я и так восхищаюсь твоей женой, как ей приходится крутиться, моя бы так не смогла. А там пару лет поработаешь, станешь человеком системы, а не подпольщиком каким, и я пропихну тебя на следующее же вакантное монастырское место. Анкету твою на всякий случай у себя попридержу. Кстати, спасибо тебе за американцев. Один так даже из Америки уже мне позвонил, чтобы тебе особую благодарность вынесли, и просил тебя беречь. Мне было приятно за «крестника», но об этом звонке никому докладывать не буду, это тебе повредить может. Иди, дерзай, буддист ты мой, практикующий…

Ничего не понимая, Вадим был просто раздавлен новостью – не тем, что не видать ему монастыря без револьвера Дзержинского, а устройством на работу, чего он всегда бежал, но тут, наверное, придется действительно пойти, заработков нет, продуктов нет, а жена уже беременная, дура. С дргой стороны, Набоков тоже не всю жизнь был писателем, а попав без гроша в Америку, вообще был вынужден работать на почте служащим. «Смири гордыню, Двинский, – говорил он сам себе. „Когда я на почте служил ямщиком-м-м“, – вот, у человека даже хорошие воспоминания о службе были, вспомнил он слова известного романса. – Может, и я там свою любовь-мечту встречу». Японка с настенного календаря лукаво подмигивала ему со стены…

Со следующей недели Вадим вышел на работу в международный отдел ведомственного НИИ. Судя по тому, как его встретили, он понял, что считается «засланным казачком». Но ничего, мне это только на руку, – подумал он и оповестил начальника, что готовится к ответственному заданию, поэтому первую половину дня будет изучать санскрит, чтобы ему не мешали, а вторую половину работать на родное министерство. Начальник, естественно, не возражал.

И началось. Почему Вадим выбрал санскрит, а не пали, на котором, собственно, и был написан буддийский канон, Вадим не знал. Скорее всего, потому что еще до революции в России существовала серьезная школа санскритологов, были хорошие словари и учебники. Один такой самоучитель достал по блату старый знакомый из книжного букинистического магазина, раньше придерживавший для него новинки американской и европейской литературы.