Набоковская Европа

– Раньше я от системы уходил через английский с итальянским (почему-то ему не хотелось вспоминать о своем юношеском польском периоде, как и об угрях на коже и постоянной мастурбации в ванной комнате), через иностранных женщин и выпивку из «Березки», сейчас уйду от них еще дальше – через санскрит и хлопок одной ладони. Хрена меня поймаешь, я как колобок, и нет пока еще лисы на меня. Я теперь понимаю, почему Сталин уничтожил всех византологов и эсперантистов, поробуй узнай, что у них на уме? Может, я пойму, что такое «му», а потом их всех и их Кремль сомну, – зарифмовал Вадим по старой привычке.

Но как-то этого было мало, хотелось окончательно подчиниться новой для себя религии, чтобы не было возможности «соскочить», и Вадим придумал колоссальную штуку – необходимо было выколоть буддийскую мантру «Ом» – это было бы как обрезание у евреев, при желании всегда можно предъявить. Сложность была в том, что Вадим не мог решиться, на какой части тела делать татуировку. Хорошо, наверное, мантра может выглядеть на пальце, но посторонние начали бы соображать, в какой зоне ему сделали наколку и что она там означала – то ли «вор в законе», то ли «петух». Это не годилось. На груди выкалывать – слишком патетически, на причинном месте – и больно, и получился бы какой-то религиозный винегрет из обрезания и буддизма. Зато был в этой идее некий привкус экуменизма. (Тогда еще Вадим не знал ни этого «умного» слова, ни того, что придет время и он и без татуировки на члене вольется в ряды экуменистов. Но это случится в Праге, городе, подарившем ему Машеньку.) Друг-алкаш саксофонист Серега уверял его, что лучше места, чем плечо, не придумаешь, и после одной из пьянок взялся за это дело сам. Вадим усомнился в его способности воспроизвести сложную азиатскую вязь, но надрались для анестезии так сильно, что не было воли отказать ему. Чего-то он там воспроизвел, что-то сделал зеркально противоположно, уверяя, что так даже круче получилось – только для посвященных, чтобы прочесть, нужно было подносить зеркало. Вадим еще раз порадовался, что он так и не решился пойти на муку наколки на члене, кто бы там стал подносить туда это условное зеркало?

Над его столом на новом рабочем месте висели выцветшие «Социалистические обязательства» и «Правила эвакуации при пожаре», одно логично вытекало из другого, но Вадим пришел в этот заштатный НИИ со своей логикой «нового века» и заменил совковое старье на фразу из учебника: «Шудры не понимают языка ариев», написанную на санскрите с переводом на русский, вероятно, для тех самых шудр. Сев за свой стол, он занялся изучением санскритской вязи, а когда хотел передохнуть, вспоминал о буддистских упражнениях и пытался изобразить хлопок одной ладонью, при этом время от времени вскакивал и протяжно выл «му-у-у-у». Сослуживцы вздрагивали, но Вадим объяснил им, что у него это давняя контузия от предыдущего задания государственной важности.

Очень кстати в институте нашли уловку для законного повышения зарплаты некоторым сотрудникам, теперь, как и в Академии наук, решили доплачивать за знание иностранного языка. Только в отличие от Академии не было специальных экзаменационных комиссий, знание языка определялось «навскидку». Например, совершенно очевидно, что начальники отделов эти самые языки знали, так как были «выездными» – как-то ведь объяснялись они в магазинах и на улицах за границей. Далее шли сотрудники с большим стажем и «блатные», с молодых требовали справки об окончании многолетних городских курсов иностранных языков, если таковые у них имелись, причем добавку давали только окончившим эти курсы с оценкой не ниже «четырех». Вадим же был из «блатных», но потребовал повышения зарплаты не на десять, а на двадцать процентов – за знание санскрита. Плакат над головой выглядел убедительно, но все же на двадцать процентов не претендовали даже начальники, так что с него все-таки потребовали каких-нибудь доказательств. Вадим начал молча закатывать рукав рубашки прямо на заседании профкома, решавшего вопрос о надбавках. Все замерли, не зная, чего ожидать, пока на бицепсе не обозначилась явственно татуировка. Что означал этот жест и эта демонстрация, никто не мог понять, с санскритской вязью в зале был знаком только раздевающийся перед комиссией Вадим. Вероятно, смекнули проверяющие, Вадим хотел продемонстрировать свою крутизну и связь не то с бандитским миром, не то еще что-то глубоко криминальное, чтобы запугать настырных членов комиссии по надбавке. – Довольно, довольно, можете одеваться, – смущенно отводя глаза от обнаженной части тела сотрудника, пробормотала председатель месткома.

– Я думаю, товарищи, что случай очевидный и товарищ Двинский может претендовать на дополнительные льготы. Кто за?

Кто мог быть против, он ведь и дальше мог раздеться и еще кое-что продемонстрировать, подумали остальные и, скрепя сердце, выдавливая из себя чувство зависти к счастливчику, проголосовали хотя и с отвращением, но положительно.