Набоковская Европа

Долгая и запутанная история о том, как родители Вадима оказались на Дальнем Востоке. В результате многочисленных миграций предков с обеих сторон сам он родился на Южном Сахалине, спорной территории. Родители работали и поручили заботу о нем, а также общее ведение хозяйства в доме японской супружеской паре. Нянька была чудо – с вечной улыбкой на лице, бесшумными шагами в одних носках пропархивала она, почти не касаясь пола, по комнатам дома, а свой смех-колокольчик прятала за мелькими зубами и детской ладошкой, прикрывающей рот. Все было такое легкое, бесшумное и упоительно спокойное. Нянька не понимала ни одного слова по-русски, хотя всю жизнь прожила на Сахалине в русском окружении. Смущение от всего незнакомого делало ее не то чтобы тупой, но абсолютно невосприимчивой к русскому языку, в особенности к слетающему с губ его громкогласной и по-сибирски крепкой, большой матери. Эти непонятные звуки и слова раздавались как гром небесный, раскатами, ударяющими по всему живому и неживому. Спрятаться от этой грозы, этого урагана можно было только в детской, где они сидели с Вадимом, прижавшись друг к другу, под тихое журчание японской колыбельной. «Вырасту, непременно на ней женюсь», – каждую ночь давал себе клятву Вадим. Эдипов комплекс Фрейда дополнился понятием «анимы» Юнга: персонификация женской природы в бессознательном Вадима, учитывая дальневосточный уклон его детства, преобразилась в боязнь родной матери и любовь ко всему восточному. Через несколько лет после рождения Вадима японцы были высланы с Южного Сахалина в Японию, а семья Вадима поехала искать счастья на запад, естественно, советский запад – в центральную Россию.

Дан приказ ему на запад, ей – в другую сторону… Вырасту, поеду в Японию, найду няньку и все равно женюсь, успокаивал себя мальчик под стук вагонных колес…

И не то чтобы он забыл эту свою детскую клятву, но как-то со временем смирился с действительностью. Его жены были вылеплены из другого теста, без всякой желанной когда-то экзотики. Что сделать, если местные российские восточные красотки в лице татарок, башкирок и казашек были уже испорчены советским воспитанием. Каким-то образом это отражалось на их монголоидном облике, который без восточного внутреннего наполнения был неуместен и даже некрасив, поэтому жениться приходилось на том материале, что был под рукой, Япония отодвинулась до лучших времен. А под рукой были представительницы многонационального советского народа, правда, чаще попадались те, которые из титульной нации средней полосы России. Эта, нынешняя жена оказалось копией матери, то есть некоей странной копией, не похожей на оригинал. Такое, оказывается, случается, как в фильме «Зеркало», где и мать, и жену играет одна и та же актриса Терехова, а голос автора в одном месте говорит «ты – копия моя мать», и тут же – «у вас с ней ничего общего». Вот так было и у Вадима. У жены и у матери не было ни одной общей внешней черты, но была та же стать, та же уверенная походка на высоких каблуках, то же осознание своей яркой привлекательности, бьющей через край женской сути. И характер – одновременно независимый и всегда готовый к самопожертвованию, чтобы потом упиваться своими благородными порывами. Желание властвовать тут же сменялось умением подчиняться воле других. Их обеих действительно могла сыграть одна и та же актриса, потому что по сути это была одна и та же личность. Вадиму, недополучившему материнской ласки в детстве, досталось любви от последней жены в той его жизни, четвертой по счету, по самую макушку, и это оказалось невыносимым. Он не привык к такому постоянному, такому требовательному и одновременно трепетному отношению к себе. И как от недостатка внимания и ревности ко всему окружающему миру он вспышками ненавидел в детстве мать, так сейчас за исполнение всех его желаний он возненавидел жену. Между тем мать и жена прекрасно уживались друг с другом, и ему казалось, что опять он никому не нужен, опять лишний.

– Поймите, Зиновий Иосифович, у него было несколько душевных травм: сначала ваш развод с его матерью, потом самоубийсство лучшего друга… Ему кажется, что все его предали, все ненавидят, что он совсем один в этом мире. Прибавьте еще к этому повышенную сексуальность, и картина всех неврозов, приводящих его к истерии, становится понятной. Агрессивность и садистские наклонности налицо, как и пограничное состояние, связанное с дурной наследственностью, кажется, одна из бабушек и ваш родной брат были шизофрениками?