Вы ведь обратите внимание, как он жен в большинстве своих романах ненавидит, все они у него подлые, и некоторых даже за это убить приходится. Я, как специалист по Достоевскому и его криминальному чтиву, полагаю, что и самому Набокову в тот непростой момент его единственной страсти на стороне было бы легче убить жену, чем уйти от нее. Я уверен, что вам, как специалисту по Набокову, известны обстоятельства его семейной жизни? Как он встретил свою Верочку «средь шумного бала, случайно, в потоке людской суеты» под маской волка? Как этот романтический юноша, ненавидящий политику и все, что с ней связано, искал для себя уход от агрессивного мира в поэзию, бабочек, прикрываясь своей маской холодного насмешника, циника и Верочкиной маской волка? Как, женившись на еврейке, он стал яростным гонителем антисемитов? Про него рассказывали бытовой анекдот, как где-то – не то в Швейцарии, не то в Америке – он долго работал над хозяином маленького ресторанчика, рассказывая ему об ужасах Холокоста и неприличности антисемитизма в особенности после второй мировой войны, а потом как-то раз в присутствии этого же хозяина начал рассказывать об Андрэ Жиде, чем возмутил уже перерожденного антисемита, считавшего, что в его присутствии Набоков употребил непристойное выражение. Как, будучи маменькиным сынком, первенцем, он прекратил поддерживать близкие отношения с любимой матерью, после того, как она не смогла полностью принять его неправославную жену, и практически лишил ее внука? Его когда-то очень богатая мать прожила остаток своих дней в Праге в доме под названием «У трех жуликов» и даже не смогла получить от своего любимого сына последних почестей. Даже тогда, когда Набоков уже жил в Швейцарии и был очень обеспеченным человеком, он так ни разу и не навестил ее могилы. Добрые голубые глаза его Верочки, недавно воспетые вашим уехавшим на Запад поэтом Бродским, умели скрываться за маской волка, когда речь шла об ее с Владимиром Владимировичем семье, и тогда уж никому бы не поздоровилось. Поэтому малодушный Мастер хотел развестись потихонечку, заочно, он прекрасно понимал, что, если он снова попадется Верочке на глаза, он не сможет удрать от этой прекрасной волчицы в облике Голубоглазого ангела Ветхого Завета. Верочка это отлично знала, для этого и вытянула его для очного разговора в Прагу, где положила конец его увиливаниям. И так прошла вся их жизнь. Без ее согласия он не давал интервью и не договаривался о встречах, без ее одобрения он не печатал ни строчки. Разве можно сказать, что он просто боялся Верочки? Нет, он ее беззаветно любил, больше всех на свете – больше своей матери, больше своего единственного сына, больше своего творчества. Но именно в Праге он поставил точку на себе как на отдельной от Верочки личности, и почему-то именно в Праге Герман задумал совершить убийство двойника при помощи своей жены. Значит, эта короткая поездка в Прагу была для него значительной? Может быть, я и ошибаюсь, все-таки я специалист по Достоевскому, а не по Набокову, вам виднее… – сбился со своего страстного литературоведческого рассказа отец Михаил и сам засмущался, не ожидая от себя такого многословия, да еще и с осуждением незнакомых ему людей в период рождественского поста.