Набоковская Европа

– Говорят, что все закончилось в Каннах. По возвращении во Францию, куда на этот раз он приехал со своей семьей, Набоков продолжал свою двойную жизнь, бегал на свидания к любимой, дома не прекращались скандалы, адреналин зашкаливал… И тут его пассия сделала роковой ход, приведший к мату в три хода. Вы знаете, чего более всего ненавидел Набоков после психоанализа? Пошлость. Вот так можно оценить ту выходку, которую устроила та женщина. Она приехала в Канны во всем параде, в полной боевой раскраске, да еще на каблуках, чтобы повергнуть в прах домашнюю жену. Владимир Владимирович был на пляже с маленьким сыном, позже к ним присоединилась и Верочка, а красавица-злодейка сидела невдалеке и посылала злобные пасы в их сторону. И конечно, беззащитная ладошка сына в его руке и босые, обсыпанные песком ноги Верочки были более уместны в том пейзаже, чем нелепые каблуки туфель-лодочек и вечерний грим дамочки полусвета, таявший под лучами солнца. Это был конец. Набоков попросил обратно свои письма, не желая оставлять следов этой истории своим будущим биографам. Но апокрифы? Разве для них нужны доказательства? Письма? Они создаются из воздуха, которым дышат окружающие гения люди. А потом будет еще хуже – и даже не апокрифы начнут создаваться, а просто глупый вымысел. Сколько лет прошло после смерти Шекспира, а ведь не перестают появляться разные сенсации: и что вместо Шекспира писали совсем другие люди, начиная от Марло и Мора до Елизаветы, и что он был гомосексуалистом и педофилом, и прочее и прочее. Вот погодите, чем больше интерес к покойному будет, тем больше грязи выльют. И тут будет все: от предположения, что он сам был еврей, до того, что он был гомосексуалистом или педофилом, или тем и другим одновременно, а может, еще и зоофилом – учитывая его любовь к бабочкам. И ничего не поможет: ни справка о крещении, ни русские дворянские корни, ни наличие жены и ребенка. Людям нужна грязь, люди хотят видеть изнанку гения, чтобы не чувствовать себя ничтожествами в сравнении с великими. Пушкину, например, не повезло, его начали травить еще при жизни, это потому, что он стал классиком до того, как умер. А время славы Набокова еще сильно впереди. Потом вам, молодой человек, мои пражские сплетни на таком фоне будут казаться легким преувеличением. Но вообще-то говоря, даже став священником, я никогда не утрачивал интерес к литературоведению. Более того, именно Достоевский в свое время и привел меня к моему нынешнему поприщу, за что я ему, покойнику, страшно благодарен. Так что благословляю вас на это интереснейшее занятие…

Когда-то, еще в своей мирской жизни, мне ужасно хотелось написать дневник Свидригайлова. Если помните, он все грозился в Америку уехать, а потом застрелился, тем самым приравняв Новый свет к Тому свету. Как это у вас поется, «лучше нету того света», шучу, конечно. Что хотел найти Свидригайлов в Америке? Зачем она ему была нужна? Потому что молоденькие девочки России надоели, проклятый царизм душил его свободную душу или еще что-то? Вот пока я про это думал, решил, что не смогу как следует написать, да и в Америку как-то не сподобился съездить, а писать про то, что не видел, не знаю и не чувствую, не хотел. А потом оглянулся вокруг, оказывается, это идея насчет дневника Свидригайлова не только одному мне в голову приходила. И кто только не пытался это сделать! Даже любознательные барышни и литературные дамочки, не говоря уж о лицах мужского пола разной степени талантливости. Все потому, что Свидригайлов, на мой взгляд, один из самых правдиво написанных персонажей у Достоевского. Да и Америка, как ни крутите – привлекательна. Одни думали, что – олицетворяя жизнь после смерти – поездка туда была то ли попаданием в Рай, то ли в Ад. Этот вопрос решался каждым из писавших за Свидригайлова по-своему, в зависимости от личного отношения к Америке. Так что опоздал я со своей придумкой, а там уж не до этого было – стал готовиться к пасторскому служению. А вы, Вадим, не хотели бы написать дневник, например, набоковской Лолиты, пока кому другому это в голову не пришло?

– Ну, что интересного может быть в дневнике двенадцатилетней девочки? Это вам не рефлексирующий Свидригайлов, одни глупости да грамматические ошибки. Нет, это не для меня.

Вадим представил себе, что может написать его унылая дочь-подросток, абсолютно ничем не интересующаяся в жизни особа, и его даже передернуло. Тут он вспомнил о Машеньке и подумал, что вот, наверное, ее бы дневник он с удовольствием прочитал, если она и там такие вопросы ставит и пытается решить, как тогда в храме. – Ну, хотя вы правы, разные девочки бывают даже в этом возрасте.