Начала материалистической диалектики на материале ранней греческой философии

«Материализм и идеализм исчерпывают важнейшие направления философской мысли. Правда, рядом с ними почти всегда существовали те или другие дуалистические системы, признававшие дух и материю за отдельные, самостоятельные субстанции. Дуализм никогда не мог ответить удовлетворительно на неизбежный вопрос о том, каким образом эти две отдельные субстанции, не имеющие между собою ничего общего, могут влиять одна на другую. Поэтому наиболее последовательные и наиболее глубокие мыслители всегда склонялись к монизму, т. е. к объяснению явлений с помощью какого-нибудь одного основного принципа (monos по-гречески значит единый). Всякий последовательный идеалист есть монист в такой же степени, как и всякий последовательный материалист»[6].

Правда, Плеханов тут неправ в последнем утверждении. Платон, например, был последовательным идеалистом, но при этом дуалистом — хотя дуализм Платона, безусловно, один из ключевых недостатков его философии.

В остальном Плеханов полностью прав. Но его определение всё же нуждается в ряде дополнений, в более широком понимании. Прежде всего, важно подчеркнуть, что монизм вообще исходит из единства мира. Но принцип монизма применим не только к миру в целом, но и к определённым ограниченным областям и кругам явлений, например, когда речь идёт о чётком определении предмета науки. Принцип монизма предусматривает, что единичная вещь должна рассматриваться с точки зрения её роли в некой тотальности. Без понимания этой роли невозможно понимание сущности этой вещи.

Анализируя самые ранние этапы развития греческой философии, необходимо понимать, что диалектические законы и категории представлены там ещё не в философских категориях, а непосредственно в объяснении материального мира, иногда в метафорах. В то время ещё не было философской терминологии; кроме того, конечно, логика не была отделена от естественных наук. Впрочем, она не была отделена и в более поздние эпохи — в том смысле, что философы занимались и геометрией, и астрономией, и проч., и собственно философией, но в более поздние времена это всё же рассматривалось как внутрифилософские дисциплины. Но у самых ранних философов всё это было единым целым.

Ионийских философов принято называть «физиками». Но в древности у этого слова был немного другой смысл. Довольно распространённой и очень грубой ошибкой является непонимание логического содержания учений ионийских философов, восприятие их просто как представителей естественных наук.

Фалес

От Фалеса не осталось ни одного фрагмента. Скорее всего, он ничего не написал. Суть его учения состоит в том, что основой, началом мира является вода. Позднейшие греческие авторы, как и современные учёные, пытались реконструировать аргументацию Фалеса. В основном тут есть две версии: рациональная (влажное семя, наличие влаги повсюду и т. п.) и связанная с сюжетами мифов, которые могли быть переведены в рациональную форму.

В основе мира одно «начало» (archai) — это вода. Это собственно и есть монизм — объяснения мира не из множества «факторов», а из одного основания. Поскольку начало одно, это также говорит о единстве мира.

Ещё один важный момент. У Аристотеля была теория причин — материальная, формальная, движущая и целевая. О милетцах он писал, что они открыли только одну причину — материальную. Но Аристотель не понял, что у них это (вода, беспредельное, воздух) не только материальная причина, но как минимум и движущая, и формальная (о целевой сказать тут сложно). Милетцы это не отделяли. И это тоже исходит из монистического подхода. В контексте рассмотрения мира как целого, этот взгляд, несмотря на свою наивность и примитивность, более верен, чем взгляд Аристотеля. Когда Аристотель разделил эти причины, это, с одной стороны, был некоторый шаг вперёд в контексте развития понятий и категорий, поскольку он вообще обозначил эти причины. Но целостное понимание мира тут утрачивалось. Аристотель отступил от пантеистических тенденций, свойственных ранней греческой философии, и поскольку он движущую причину выделил в отдельную сущность (ум мыслящий самого себя), то, по сути, ввёл бога в свою философскую систему.