Анакулю баня не интересует. Он противник водных процедур, тем более горячих. Умываться в походе его не заставишь. Анакуля готов объяснить, почему он не моется.
— Жир защищает лицо. Помылся — кожа от ветра болит, обморозишься.
В сильные холода Ушаков, как и эскимосы, не умывается и еще мажет лицо жиром. Но отказаться от бани?.. Сразу зачесалось все тело.
Однажды Ушаков уже мылся в палатке вместе с Павловым. Сложным оказалось это дело. Палатку накрыли брезентом, разожгли два примуса, нагрели воды. Пола в палатке нет. под ногами снег. Такой же, как и на улице. Бросили на снег два куска фанеры — только-только бы встать.
Ушаков тогда начал мытье с головы. Волосы мгновенно оледенели. Пришлось натягивать на мокрую голову шапку.
Теперь решено мыться по-иному.
Они дождались, когда туман разошелся немного, и нашли на галечной косе удобное место. Ровное, не заметенное снегом. Натаскали туда выброшенных морем бревен, разожгли огромный костер. Целый штабель бревен горел, согревая гальку. В банках и в чайнике грелась вода.
— Ох, что будет, что будет! — предвкушал удовольствие Павлов. — Парная. Веничек бы, березовый, духовитый.
— Зачем веник? — не понял Анакуля.
— Похлестать себя.
Анакуля очень удивился:
— Бить себя? Веником? За что, Ивась?
— Не для тебя, Анакуля, это российское наслаждение. А какой запах у распаренного веника!
Костер прогорел. Головешки, зола, уголь сметены в сторону. Быстро поставлена на место костра палатка. Можно мыться. Галька оттаяла и нагрелась, в палатке тепло.
Ушаков раздевается и встает босыми ногами на крышку от ящика. Из-под ног пышет жаром. Льется на раскаленный пол вода из кружки. Горячий пар обволакивает тело. Какое блаженство!
После бани они расстилают на теплой еще гальке брезент, забираются в спальные мешки. Чай пьют прямо в мешках.
— Когда-нибудь построим на острове настоящую парную, — мечтает Павлов. — Попросим прислать с материка веников. Откроем клуб банелюбов.
— Все будет на острове Врангеля. Кино тоже. Анакуля, ты спишь?
— Нет, умилек.
— Тепло?
— Жарко. Пол греет.
— Теперь поедешь на охоту, разжигай костер и спи на горячей гальке.
— А где дрова взять? Дрова не везде есть.
— Это ты верно заметил.
— Эскимосы без дров могут в тепле сидеть. Лампа керосиновая — и тепло. Или жирник. Можно рубашку снимать. В снежном доме. Вот я вам покажу, — вертится в спальном мешке Анакуля. — Я вам построю снежный дом. Иглу он называется по-эскимосски.
На следующий день, к вечеру, Анакуля попросил не раскладывать палатку. Он прошелся по снегу, прислушиваясь к скрипу. В одном месте остановился. Снег там издавал сухой, хрустящий звук.
— Здесь будет иглу.
— Долго ты будешь строить?
— Не замерзнете. Немного помогать надо. Смотри.
Анакуля достает с нарт широкий и длинный нож. Вырезает большие снежные кирпичи. Выкладывает их кругом. Получается круг диаметром примерно в три метра.
— Теперь режь такие, подавай мне. — Анакуля начертил на снегу фигуру, похожую на трапецию.
У Ушакова нож Анакули, Павлов достал пилу. Кирпичи они подают эскимосу, который стоит внутри круга. Он быстро растет, постепенно сужаясь к центру. Уже ясна форма будущего дома — шатер.
— Давай, давай! — покрикивает Анакуля. — Не надо такой толстый кусок. Делай тонкий сейчас.
Сам он ловко орудует ножом поменьше, подрезает снежные трапеции, подгоняет их друг к другу.
— Стой немного.
Анакуля прорезает у основания дома отверстие.
— Потом тут закроем. Подавай снег через отверстие.
Вскоре Анакуля вылезает из дома.
— Все? — Ушаков смотрит на часы. Прошло чуть больше двадцати минут.
— Нет, ум илек. Сейчас будет все.
Анакуля строит с удовольствием, легко и быстро. Из поданных Ушаковым и Павловым кирпичей соорудил в иглу возвышение. Сделал под дом подкоп. Вход оказался ниже уровня пола.
— Теперь все, — гордо объявил эскимос. — Заходи.
Заходить? Это невозможно. В дом надо ползти. Вместо двери Анакуля приладил откидывающийся мешок. На возвышение из снега набросал шкур, положил спальные мешки.
— Холодно? — спросил он.
— Да не жарко.
— Смотри дальше.
Анакуля достал свечу.
— Может, камелек разожжем?
— Живи, как эскимос.
Он зажигает свечу. Через несколько минут Ушаков чувствует, что в снежном доме становится теплее. Вот уже можно снять шапку. Под потолком воздух совсем теплый. Там снег чуть-чуть оплывает, покрывается тонкой зернистой корочкой льда.
Еще через несколько минут можно снимать кухлянку. Стены арктической хижины поблескивают. Анакуля протыкает в потолке дырку.
— Тепло есть, воздух есть, стена крепкая. Живи, спи, чай пей. Хочешь совсем жарко, топи печку.
Павлов устанавливает походный камелек, растапливает его. В иглу тепло. У входа на полу минусовая температура, а на снежном возвышении не зябко и в рубашке. Теплый воздух поднимается кверху, греет. Часть его выходит в дырку, но это не страшно.
— На Аляске эскимосы строят большой иглу. Там дети бегают. Голый по пояс ходи, не мерзни. Строят один иглу, второй, третий, роют ход, сверху закрывают его. Хочешь в гости? Иди под снегом. Пурга, а ты иди, везде тепло.
Анакуля устраивается спать, потом вскакивает:
— Умилек, сколько я строил?
— Минут двадцать пять.