Начальник райотдела

— «Природа, мир, тайник вселенной, я службу долгую твою, объятый дрожью сокровенной, в слезах от счастья отстою», — неслышно прошептала она, прижимаясь к Андрею. Ей хотелось вжаться в него, чтобы не уходить из него никогда. Самая мысль о том, что нужно будет когда-нибудь встать и оторваться от его волнующего тела, была страшна, и она отгоняла ее, стараясь не думать о будущем.

— Мне казалось, что ты не любишь стихи, — сказал он, целуя и слегка прикусывая ее мочку уха.

— Не люблю, но сегодня стихи нам нужны. Стихи превратили тривиальный гостиничный номер в волшебное Зазеркалье. Без поэзии мы с тобой оказались бы перед лицом реальности, а Пастернак увел нас в иной мир, мир без пошлости, без грязи и мрака. Согласен?

— Да, дорогая моя, я всегда с тобой согласен. Не соглшусь только в одном. Этот гостиничный номер вместе с тобой мне и без стихов кажется волшебным раем, а тебе нужно обязательно украсить его поэтическими грезами. Вот почему мы по-разному видим мир. Тебе хорошо со мной?

— Да, хорошо. Я влюбилась в тебя с первого взгляда. А ты? — она теснее приникла к нему, клеточка к клеточке, чувствуя его целиком.

— Неужели, мадам, у вас появились сомнения в моих чувствах? — он шутливо похлопал ее по обнаженной спине.

— Откуда ты все узнал обо мне? К примеру, я даже твоей фамилии не знаю. Только не говори, что «фамилия твоя слишком известная», — она засмеялась и, приподняв голову, чмокнула его в щеку.

— О тебе узнать очень просто, больших усилий я не прилагал, поверь мне, набрал «02» и все дела. А фамилия у меня красивая, русская, достаточно распространенная, или ты хочешь мой паспорт посмотреть? — он приподнялся на локте и потянулся к тумбочке.

— Не хочу, в первый раз в жизни никого не хочу проверять, смотреть паспорт, устанавливать личность, следить; в первый раз хочу ощутить в себе женщину, понимаешь, чтобы не во мне видели женщину, а чтобы я сама ощутила в себе женщину, понимаешь, сама. До сих пор я была кем угодно; офицером, разведчиком, оперативником, полковником, все мужского рода, и я забыла, что такое — быть настоящей женщиной.

— Ты — женщина! Настоящая женщина, — тихо сказал он, нежно целуя ее.

— Нет, давно забыла и уже не помню, как это — быть настоящей женщиной. И потому решила ничего про тебя не узнавать. Если ты бандит и преступник, значит, пусть будет так, обреченно приму этот крест. Если ты приличный человек и порядочный гражданин, значит, Бог меня пожалел за все мои страдания и дал мне тебя в награду.

— Господи, как же ты страдала, не мучайся, усни. Я буду оберегать твой сон, — он целовал ее грудь, плечи, виски.

— А как твоя фамилия? Скажи мне, — сквозь наваливающийся сон, прошептала она.

— Я — Михайлов, Андрей Михайлов, Андрей Игоревич, — услышала она, падая в окутывающую бездну сна.

Гюзель проснулась от озноба. Одеяло валялось на полу. Андрей мерно дышал, запрокинув голову за руки. Она натянула на себя рубашку, трусики, затем глянула на часы и обмерла, стрелки показывали ровно десять утра. «Это надо же так подло проспать!» Она стремительно оделась, издали с нежностью посмотрела на спящего Андрея, боясь к нему подойти, и вышла из номера, осторожно прикрыв дверь. Когда замок тихо щелкнул, она побежала к лифту, а в такси что-то тихо бормотала, заставляя водителя испуганно поворачивать голову, прислушиваясь к ее голосу.

«Почему я проспала в такой сложный день?» — ругала себя Юмашева, напрочь забыв о волшебном Зазеркалье, о романтических стихах и грезах. И вдруг она замерла, исчезли все звуки, шум двигателя, исчезло пространство, она услышала голос, звучавший где-то в подсознании. «Ты создана как бы вчерне, как строчка из другого цикла, как будто не шутя во сне из моего ребра возникла. И тотчас вырвалась из рук, и выскользнула из объятья, сама — смятенье и испуг и сердца мужеского сжатье». Она выпрямилась, сжала губы и превратилась в женщину, ту самую женщину, о превращении в которую она так долго мечтала. Мир с его бедами и катастрофами, террористами, войнами, слезами и религиями исчез из ее сознания, оставив после себя сладостную муку воспоминаний о волшебной стране с красивым названием — Зазеркалье. Таксист обернулся и посмотрел на нее: «Вам на Центральную?»

— Да, на Центральную, — ответила она, — и как можно быстрее. Меня там ждут.

— Очень ждут? — заговорщически засмеялся таксист. — Там же отдел полиции?

— Да. И меня там ждут, очень ждут. — она резко оборвала разговор.

Ей не хотелось растрачивать себя на пустые разговоры с незнакомым человеком. В конце концов ну кто может ждать женщину ранним утром в отделе полиции?