Начальник райотдела

— В редакцию, — сказал Андрей Игоревич.

Дверь слегка отошла назад, и Андрей Игоревич вошел в чистый и теплый подъезд, ярко освещенный огромной люстрой, с будкой вахтера возле лестницы.

— К Трифонову, — коротко бросил он, не показывая паспорт в окно будки, прошел к лестнице.

— А документы? — лениво хрипнул вахтер, но Андрей Игоревич уверенно поднимался по лестнице.

— Андрей Игоревич, я вас жду.

На лестничной площадке стоял Трифонов. Он развел руки в стороны, будто хотел обнять посетителя, но в последний момент почему-то передумал и спрятал руки в карманы широких брюк. Даже не протянул ладонь для дружеского пожатия.

— Сергей, на лестницу-то зачем вышел? Чтобы не приглашать меня в редакцию?

— Почему? У нас очень миленькая секретарша, новенькая, расторопная, кофейку сварит, проходите. — Трифонов первым прошел в узкий длинный коридор с многочисленными белыми пластиковыми дверями без номеров. Только на одной двери у входа красовалась табличка с двумя нулями. В коридоре никого не было, будто коллектив редакции газеты полностью вымер, не оставив после себя ничего, ни дел, ни фамилий, ни даже имен, только пустынный коридор с белыми дверями без табличек и номеров. Сергей Викторович открыл одну из белых дверей и прошел за длинный стол с компьютером.

— Редакция на редакцию не похожа, народу нет, никто не курит, не обсуждает мировые новости, нет суматохи, творческого настроя, — сказал Андрей Игоревич, присаживаясь на край стола.

— Западный менталитет. В России привыкли балагурить по каждому поводу, курить, пить, шататься без дела. В нашей редакции таких сразу увольняют без объяснения причин, — вежливо объяснил Трифонов, скрывая лицо за компьютером.

— Сергей, надо дать в номер вот это. — Андрей Игоревич вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт и кинул его за компьютер. Трифонов поймал конверт, достал свернутый лист бумаги, внимательно прочитал и молча вложил обратно в конверт. — Ты что? Что молчишь? — Андрей Игоревич встал со стола, медленно обошел его и наклонился над Трифоновым.

— Мне звонили из полиции. Не могу поставить в номер этот материал, — сказал Трифонов и замолчал.

— А ты конверт-то потряси, там еще есть матерьяльчик. Потряси конверт, потряси. — Андрей Игоревич навис над столом, опершись обеими руками за края.

Трифонов взял конверт, потряс его, прислушался к шуму, затем достал из него пачку долларов, перелистал их, положил на стол, затем вновь прочитал текст. Пожевал губами, молча взглянул на Андрея Игоревича.

— Давай-давай в номер. Ничего страшного. В нашей доблестной полиции тоже люди работают. У них свои заботы-хлопоты. Гонорар устраивает?

Трифонов молча кивнул, передернувшись всем телом, он спросил:

— Кофе? Чай?

— Ничего не нужно. Уже ухожу. Где твоя симпатичная секретарша?

— Там, — неопределенно мотнул головой Трифонов.

— В туалете, что ли, сидит? — Андрей Игоревич выглянул в коридор. В коридоре по-прежнему было безлюдно.

— Там. — Трифонов так и остался сидеть, он разглядывал конверт, лист бумаги с отпечатанным текстом, пачку долларов, перетянутых резинкой, будто видел все вышеперечисленное впервые в жизни.

— Пока-пока.

Андрей Игоревич вышел на улицу и попал под струю воды, стекавшую с крыши. «Кажется, до весны недалеко», — подумал он, стряхивая с себя водяные брызги, осторожно обходя лужи, и стараясь на наступить в собачье дерьмо, в большом изобилии попадавшемся тут и там по всей улице. «Культурная столица, твою мать, — мысленно злился он, соскальзывая с наледи прямо в лужу, — на каждом шагу дерьмо и грязь, грязь и дерьмо, дерьмо и грязь». Он снял темные очки и сунул в карман пальто. Без очков ему было легче ориентироваться в сложных комбинациях обледеневшего тротуара.

* * *

Виктор Ефимович Лесин пристально смотрел на пустой стол, будто на матовой поверхности кленового дерева лежала секретная военная карта, и от этой карты зависело все его будущее. «Сражение еще не проиграно, — пробормотал он, разглядывая пустой стол, — еще не все карты скинуты. А как карта ляжет — никто не знает, даже господь бог. Вот господь не знает, а ты должен знать». Он встал из-за стола, вконец измученный внутренней борьбой, и прошел к двери.

— Принеси мне чаю, — крикнул он, приоткрыв дверь, но вместо секретарши увидел Виктора Дмитриевича. — А, Витюша, проходи-проходи, сейчас нам чаю принесут. Два чая, — крикнул он еще раз и закрыл за вошедшим дверь.

— Здравствуйте, Виктор Ефимович. Как здоровье?

— Здоровье отменное, — натужно улыбнулся Лесин-старший. — А как на твоем фронте?

— Пришел посоветоваться. — Виктор Дмитриевич присел в низкое кресло и посмотрел на Лесина снизу вверх.

— Отчего и не посоветоваться со старшим товарищем, советуйся, всегда помогу. Как не помочь-то? — Виктор Ефимович тяжело плюхнулся в кресло, стоявшее сбоку.

— Да не мне помощь нужна, а вам, Виктор Ефимович. Вам, — повторил Коваленко и замолчал.

Он провел обеими руками по гладко выбритому черепу, незаметно массируя кожу кончиками пальцев.

— Ты не молчи. Говори. С чего это мне твоя помощь понадобилась? — хихикнул Лесин-старший и вопросительно посмотрел на Виктора Дмитриевича.