Начало

Жидкость была маслянистая, безвкусная и отвратительная. Кейрана замутило – ему показалось, что он почувствовал нотку парфюма Греха. Перед глазами снова пронесся образ смеющегося Фергуса, и тошнота усилилась.

Он изо всех сил стиснул челюсти, заставляя себя глотать. Кейран подумал, что, когда снова почувствует духи Фергуса, его точно вывернет.

Кейран сделал глоток, и жидкость прокатилась по горлу. В глазах Каннингэма он увидел одновременно разочарование и облегчение.

Кейран держался изо всех сил. До этого момента он понятия не имел, что способен так контролировать свое тело.

Каннингэм протянул руку, чтобы забрать пустую склянку, и Кейран спокойно отдал ее, сглатывая. Он надеялся, что ему не станет плохо от греховой крови.

– Да пребудет с тобой милосердие Мирзы, Сэмюэль.

– Да отдам я свою душу в его ласковые длани, – выдавил из себя Кейран.

– Я так рад. Рад, что ты принял его дар, – театрально прижал руку к груди Каннингэм.

– Не знал, что вы храните эти статуи, – Кейран безынтересно указал на Создателя.

– Они его братья. Было бы грешно выкинуть их как какой-то мусор, – мрачно ответил Каннингэм, взирая сверху на безмолвное лицо Джиана.

Кейран застыл, словно хищник перед прыжком. Или лань перед побегом, он еще не определился, в какой позиции был здесь. Ему ужасно не хотелось прогибаться и стелиться, но он видел, что творится вокруг и как старается Грейден, несмотря на все тонкости его характера, поэтому продолжал играть роль болезного и глупого.

– Они должны заплатить, – внезапно Каннингэм лишил его необходимости спрашивать, и Кейран возликовал внутри.

– За что?

– Ты что, не знаешь?

– Я никому не поклонялся до Инкурсии, – положив руку на сердце, соврал Кейран. Он чувствовал осуждение от головы Джиана, но все равно продолжил: – Но сейчас наш Бог дал мне эту веру, и я вижу свои ошибки. Но хотелось бы знать историю нашего Благодетеля.

Каннингэм повернулся к нему лицом, сердито ткнул в Эрху.

– Они предали его. Мирза так хотел помочь людям избежать той тьмы и кошмара, а эти ленивые прохиндеи заявили, что люди теперь сами по себе. Не хотели вмешиваться. Просто сидели в Алтореме на своих пуховых перинах и даже не помогли нам, хотя знали о бедствии. Кадасси, чтоб его князь Инферно побрал, заботился только о себе. Он же обладал даром провидца, он видел все, но берег только свою шкуру. Говорят, он закрыл Мирзу в Алтореме, когда тот хотел донести весть людям! Он не дал нам всем и шанса на спасение! – Каннингэм в сердцах вцепился в плечи Кейрана, едва не дыша ему в лицо. Монтгомери поморщился от кислого запаха пота, но сдержал лицо, таращась через его плечо в улыбающееся лицо Создателя.

– Они дали случиться Инкурсии?

– Именно! Создатель бежал сразу же, они с Кадасси всегда были вместе. Этот Кадасси сожрал своих детей, чтобы спастись, ты можешь себе представить? Если бы они вмешались, дали людям знания и знамения, то Инкурсии не было бы. Это все они пропустили. Только Мирза остался, наш благодетель. Собрал нас, самых честных и чистых, чтобы вернуть нам безопасный мир. Ах, Сэм, – Каннингэм порывисто обнял его. – Ты стал одним из нас. То знание, что я тебе дал. Береги его.

Мужчина отстранился, посмотрел на него влажными глазами и прижал к его груди тот самый стеклянный пузырек с местной святой водой.

– Это… Мое? – Кейран изобразил благоговение.

– Да, Сэм. Ты принял дар. Ты видел предателей. Ты достоин. Когда наш Благодетель и покровитель напитается энергией заблудших душ, мы разрушим их статуи. Мы выберемся за пределы и создадим новый мир.

– Новый мир?

– Да. Мы создадим совершенно новое общество! – Лицо Каннингэма приняло фанатичное выражение. – Грядет ночь Полной Луны. Мы принесем ведьму и Греха в жертву Благодетелю, чтобы напитать его силами. Мэр вернется, чтобы забрать детей из ратуши на обучение за стену. Они станут нашими новыми членами общества вне Теневаля, обладающими силами защищать нашу веру. Они даже не знают, какая честь им уготована! Готов ли ты с нами идти до конца?

Кейран прижал руку с зажатым в пальцах пузырьком к груди, не подавая виду, что услышал про детей, а затем обнял в ответ Каннингэма, преодолевая чудовищное отвращение.

– Конечно!

Каменные глаза Эрхи словно полнились печалью. В его руках продолжала истекать чем-то темным голова Джиана, и Кейран кожей ощущал, как же много тут лжи.

* * *

Он старался забыть произошедшее, как страшный сон. Когда он вернулся в свою комнату, то первым делом разделся догола, швырнул амулет в постель со всей злостью и долго тер себя жесткой мочалкой, стоя под кипятком. Он не знал, через что пришлось пройти Грею, чтобы заполучить место у Алтаря, но искренне надеялся, что не через подобное. Ему казалось, что он был покрыт мерзкой слизью с ног до головы, даже изнутри. Кейран долго полоскал рот и горло, а потом намыливал волосы, которые без должного ухода стали тусклыми и безжизненными.

Он рухнул в постель, чтобы забыться сном, но статуи преследовали его, как и отголоски всего услышанного, оседая на языке металлическим привкусом крови.