Начало

Обалдевший казак вышел из неровного строя. Встал передо мной, нервно сжимая рукоять сабли.

Я вытащил из свертка широкую красную ленту, на которой была прикреплена большая, больше ладони взрослого мужчины золотая медаль. На ней с одной стороны Авдей вычеканил всадника с саблей на коне, на другой стороне перекрещенные серп и молот в лучах восходящего солнца. Да! Все новое – это хорошо забытое старое. Россия – страна крестьянская. Нашему восстанию нужен понятный и доступный символ. Что может быть лучше советских серпа с молотом? В моей армии есть множество кочевников. Для них наверняка будет удобнее носить медаль обратной стороной – всадником наружу.

Надел перевязь поверх чекменя Подурова, троекратно облобызал.

– Бог и воля! – закричал я, нажимая на курок пистолета и направляя его вверх.

– Любо! – казаки заорали, принялись также палить в воздух. Повторялась история в полевом лагере под Оренбургом.

Трое генералов получили золотые медали. Полковники, хан, Юлай и Мустафанов – серебряные. С такой же чеканкой и красными перевязями.

– Казакам носить на шапке или на рукавах красные повязки, – прокричал я громко. – Дабы издаля было видно – царское войско идет. Флаги також сделаем красные! За ратный труд казна будет платить. Казакам да вспомогательным иррегулярам – по рублю и полрубля в месяц. Пешцам и бомбардирам також по полрубля.

Ликование, казалось, превысило все самые возможные величины. Мне даже пришлось всех успокаивать, размахивая руками. Пока казаки приходили в себя, я отвесил себе мысленный подзатыльник. Чуть не забыл генералитет.

– Генералам кладу по сто рублей жалованья, полковникам, ханам и старшинам по полста, – тихо произнес я начальникам, рассматривающим медали.

Теперь уже градус довольства зашкалил и у главных пугачевцев.

– Господа генералы! Начинайте смотр. Господа полковники! С вас поверстать в полки по сотне из башкир, татар и киргизцев. Иван! Где ты?

Почиталин выскочил вперед.

– Здеся, царь-батюшка!

– Вытаскивайте столы. Чичас заодно и жалованье выплатим. Где Немчинов? В доме? Пущай садится реестр вести. Кому сколько выдали…

* * *

Только спустя шесть часов мы смогли закончить смотр и организацию казачьих полков. Лица – бородатые и безусые, со шрамами и с выбитыми глазами – шли нескончаемым потоком передо мной. Лысов официально встал на илицкий полк, получил к четырем сотням казаков еще две сотни татар Мустафанова и его самого в «товарищи головы». То есть в заместители. Полторы сотни киргизов-казахов хана, правда, без него самого, отправились к Чике-Зарубину и его пяти сотням яицких казаков. Товарищем стал неизвестный мне есаул по фамилии Речкин. Этот самый есаул к моменту выдачи жалованья полку где-то умудрился достать красный шейный платок и повязать его на манер пиратской банданы. А если учесть, что в ухе у него висело большое серебряное кольцо – я еле сдержался, чтобы не отвесить челюсть вниз.

– Молодец, казак! – хлопнул я Речкина по плечу. – Далеко пойдешь.

– С тобой, царь-батюшка, хоть на край света, – лихо ответил «пират».

После того, как чиковские получили жалованье, дружно проорали «бог и воля», на площади по десяткам выстроился оренбургский полк. Местных набралось всего две сотни, и пришлось им дать столько же башкир, а также пообещать, что все новые казаки в первую очередь будут верстаться к Мясникову. В последний полк – Пречистенский – собирали с бору по сосенке. Во-первых, казаки с Сакмарской линии, а также из крепостей. Во-вторых, иррегуляров из калмыков и киргизов-казахов из младших, неподчиненных Нур-Али Жузову. Итого набралось меньше четырех сотен.

– Останешься пока для оренбургских дел, – успокоил я Шигаева. – В губернии надо поддерживать порядок, а войск у Творогова поначалу много не будет.

– Тяжко будет, – вздохнул Максим Григорьевич, – людишки новые, непроверенные.

– Отдам тебе гвардейцев Мясникова. – Я оставался практически без личной охраны, но Оренбург того стоил. – Сделаешь их есаулами да хорунжими. И пошли сразу разъезды в сторону Казани, Яицкого городка и Уфы. Сегодня же!

– А нам что делать? – смотр закончился, и полковники с генералами столпились вокруг меня. – Куда нас пошлешь?

– Осадите, казаки! – укорил я военачальников. – Нам еще пешцев верстать.

Желудок жалобно заурчал. Харлова уже два раза присылала Машу звать обедать, но смотр затягивался. Полковники демонстрировали друг перед другом знание тонкостей и деталей амуниции и вооружений казаков, спорили и даже местничали. Приходилось ставить на место.

– Тимофей Иванович! – я обернулся к Подурову. – Собирай на площадь через два часа крестьян и офицеров. И не забудь есаулов, что мы отобрали из полков.

– А пленных солдат? – поинтересовался генерал. – Они так и сидят под караулом в казематах.

– Их тоже давай… – я тяжело вздохнул. Предстояло самое трудное. Создать пехотные полки.

– Чика, где часы? – я поманил Зарубина пальцем. – Заначил?

– Эх, царь-батюшка, – вздохнул полковник, – грех тебе так молвить. День и ночь за тебя стараюсь, утречком ныне по часам встаю.

Я лишь качаю головой, убираю золотую «луковицу» в карман.